Андреас-Алекс Кальтенберг
Источник: alternatio.org
Долго вызревал февраль 2022 года.
Долгое и холодное для подавляющего большинства населения планеты Земля лето глобализма не только породило колоссальное количество социальных паразитов, привыкших за производство иллюзий и декораций Спектакля получать вполне реальные выгоды, но ещё и гигантский объём заблуждений как у присосавшихся к Спектаклю паразитов, так и у даже объективных жертв Спектакля.
За треть века укрепилась откровенно ошибочная, лживая и даже опасная иллюзия уже осуществившегося единства человечества, которое «всего лишь» не в ту сторону где-то повернуло. «Укрепилась» потому, что эта иллюзия, в особенности на русском и советском пространстве, бытовала давно.
Но «безоблачное» Третьевековье глобализации эту иллюзию превратило в общепринятую банальность и общеизвестный трюизм. Хотя её истинность была столь же очевидно ложной, как и «безоблачность» Третьевековья, в котором на самом деле над всей планетой безоблачное небо было только в радиопозывных. И реинкарнации фашизма тому лишним подтверждением.
Однако немалое количество людей поверило в эту иллюзию. Немалое количество людей даже холодной весной и летом 2022 года продолжают культивировать не только глупые, но уже и опасные самообманы русской, советской и постсоветской западнической традиции. Немалое количество людей тем самым обезоруживают не только самих себя (в конце концов, их незавидная судьба — это их собственная ответственность), но и свою страну, государство, общество.
Вот почему с этой проблемой нужно разобраться отдельно. И в частности, разобраться в вопросе, насколько умеренно-интеллигентные, многоумно-осторожные, западнически-гуманистические взгляды в этом новом мире уместны и почему нет.
Иначе говоря, враждебен ли действительно Запад? Распространяется ли его враждебность на всех незападных людей и общества? Стоит ли искать «содружество с немецким пролетарием» в новой борьбе против стремительно коричневеющих обществ и государств Запада или, может, не стоит повторять предыдущих ошибок? Стоит ли, в конце концов, перечитывать Илью Эренбурга и Константина Симонова или нужно объявить их опасными радикалами и бесчеловечными националистами, а то и даже фашистами?
От любви к Зефиру — к любви к печенькам
Неочевидная для неё самой драма русской, советской и постсоветской интеллигенции заключается в том, что она всегда была зефирофильной. В эоловом смысле зефирофильной.
Она всегда нежно чужие народы возлюбляла и, как следствие, мудро свой возненавидевала. Ведь так просто возлюблять народы, которые видел только из окна туристического автобуса, и так просто возненавидевать «не тот народец», с которым несчастному непонятому пророку довелось существовать на одном гектаре. Так просто возлюблять народ, который из учебников литературы и хит-парадов MTV смотрит на тебя совсем не привычной и опостылевшей азиатской рожей!
И если с радикальной фракцией этой группы, той самой, которая руки потирает от наших неудач и с лукавым смехом слушает вести, всё более или менее ясно-понятно давным-давно, то в тумане остаётся осмысленность аргументов более умеренной её фракции.
Той самой, которая проповедует, что несть бога кроме прогресса, и Запад — пророк его. Которая, выучив английский, французский или немецкий языки, опасается потерять «троды плудов» своих при резкой смене глобальной конфигурации. Которая, привыкнув слушать если не Луи Армстронга, то Эда Ширана, не захочет перестраиваться на Цуй Цзяня или Салима Гази Саиди. Которая, в конце концов, не без сложностей выучив наконец-то два десятка престижных геонимов Европы, не мыслит себя без священного хаджа к святыням туристического потребления с обязательными фоточками в инстаграме.
Вот такая-то зефирофильная интеллигенция без какого-либо труда в случае чего переходит от торговли любовью к Зефиру к торговле любовью к печенькам от Виктории Нуланд. Вот такая-то зефирофильная интеллигенция, даже сохраняя разумное понимание угроз со стороны Запада и глобального капитализма, продолжает отскрипывать по пластинке «Запад всё равно наша интеллектуальная и культурная родина», «без достижений Запада никуда не удастся продвинуться» и даже «нельзя же обобщать, там много недовольных и несогласных».
По поводу значимости культурных, научных, технологических, моральных, философских достижений Запада мы уже говорили, и вряд ли имеет смысл повторяться, что мы не собираемся от них отказываться. Но и оставлять их бездарным потомкам, претендующим на владение только по факту своей наглости и беспардонности, также не стоит.
А по поводу «обобщений» и «несогласных» можно сказать одно, но очень важное. Невозможно обобщить то, что само обобщено, например: коллективное молчание, коллективное игнорирование, коллективную ненависть. И если десятилетиями западные общества и их граждане молчат в массе своей, это кое о чём свидетельствует. Если протесты на Западе — дело маргинализированное и малоподдерживаемое, то можно допустить ведь, что это кое-что говорит об остальных, этих молчащих и самоотстранившихся?
Молчишь — и ты согласен с тем, кто говорит. Ибо позволяешь ему говорить от своего имени. Молчишь — и ты автоматически среди галерников боевой махины Запада. Ибо не мешаешь этому монстру делать то, что он хочет. Молчишь — и становишься в фалангу колонизаторов и завоевателей. И должно ли такое трусливое мещанство прощать?
Право обеспечивается обязанностями
Ведь в конце концов, даже Бог в его всеблагости и всепрощении не стал опускать планку прощения ниже отметки в пять праведников, правда? А пять человек для не самого большого ближневосточного городка второго тысячелетия до нашей эры — это далеко не статистическая погрешность.
В этом жутком, на самом деле, сюжете нам передана важнейшая мудрость. Случайный праведник ещё не есть оправдание для всех остальных. И тем более, если все остальные пытаются прикрываться этим праведником и его существованием. Только такие общества, которые производят достаточное количество благ для человечества и человека, то есть достаточное количество праведников, имеют право на существование.
А Запад давно уже перестал быть таким обществом. Запад перестал давать миру столько, сколько берёт на себя, затягивает себе, требует себе, вымогательствует для себя. Раньше «содержать» Запад было для человечества делом небессмысленным. Не этически оправданным, но как минимум небессмысленным. Ведь получать можно лишь на основании отдачи. И Запад давал эту отдачу — в виде научного прогресса, технических новинок, достижений культуры, взлётов философии и этики, литературных вершин, художественных галактик.
А Запад перестал их давать. Почти миллиард кадавров, которые уже задолжали человечеству едва ли не больше, чем всё ВВП Земли за год, — вот каков нынче облик ещё совсем недавно ведущего звена человечества. Алчные рты, заглатывающие мегатонны крови и плоти, которые на границе Незапада и Запада превращаются в вино и хлеб, — вот чем Запад является сейчас для Африки, Латинской Америки, Азии (кроме любимых левреток и пудельков Запада, конечно же).
А взамен — ничего. Ни новых Шекспиров, ни новых Бетховенов, ни новых Гегелей, ни новых Марксов, ни новых Лорок, ни новых Бальзаков, ни новых Гауссов — никого и ничего. Западная наука даже по западным наукометрикам давно уже взнуздана и оседлана Китаем. Западный кинематограф давно уже перестал быть производителем хоть сколько-нибудь значимых смыслов, навеки вмёрзнув в порочный низший и низменный круг сиквелов, приквелов и ремейков. Западная литература умерла в наркотических видениях Ф. Бегбедера и псевдофилософских осмыслениях идеи сверхчеловека П. Зюскиндом (на самом деле — преодоленных ещё Ф. Достоевским). Западное искусство давно уже превратилась в постоянные постмодернистские оммажи и аллюзии самой себе, то есть в игру, интересную для посвящённых, но ничего не дающую всем остальным.
И даже продукты прошлого перестали быть оправданием за сегодня. Не только потому, что эти продукты исчерпались, но ещё и потому, что сами люди Запада перестали участвовать в их дальнейшей обработке, передаче и обустройстве. Пока западные активисты размышляют над важнейшим вопросом, стоит ли вообще читать мизогинического Сервантеса и расистскую Бичер-Стоу (это не шутка!), в незападных обществах и культурах бережно сохраняют и приумножают их наследство. Пока западные активисты практикуют «позитивную дискриминацию», незападные общества воюют против всяческой дискриминации, причём далеко не теоретически.
Да вот взять те же идеологические вопросы, о которых мы недавно писали. Именно Запад породил три великих идеологии, идеологии как большие, универсальные, всеобщие предложения всем и каждому. И именно Запад все три идеологии свёл к себе любимому — при полном одобряемсе всех заинтересованных сторон. Поэтому не стоит обманываться: когда нидерландские фермеры на своих протестах вздымают красные флаги, это не про справедливость для всех. Не «счастье всем! Поровну! И пусть никто не уйдёт обиженным». А «счастье мне! Одному! И плевать на детей Сирии, Ливии или Украины!»
Когда в США обвиняли Обаму в том, что он коммунист (да вот, например лишь), это было не в свете возможной всемирной революции в системе производства с преодолением капитализма. Это было в свете перераспределения американского кэша в пользу «чуть-чуть профинансировать американские же хотелки в области медицины и образования».
Как видно, даже одно из самых мощных своих когнитивных оружий — идеологию — Запад кастрировал, лишил универсальности, присвоил, ограничил его применение чисто расистским «только для западных людей». Почти что Nur fur Deutsche. Вот почему так куцы и бессмысленны европейские левые. Вот почему так блекл спектр «политического разнообразия» в США и Японии. Вот почему так фригидны европейские правые, неспособные осмыслить простейшие вопросы из консервативной философии вроде вопроса соотношения традиции и прогресса.
А ведь отказ от обязанности думать вместе с другим и за другого влечёт за собой и лишение права претендовать на что-то большее от этого другого.
Мнимая доброта — на самом деле ненависть
Это не значит, что на Западе не сохранились люди идеи и люди страсти. Не значит, что там не осталось праведников, каковые, впрочем, и в Содоме с Гоморрой оставались, как мы помним. Но не стоит путать систему и случайность. Как бы ни хотелось избежать ошибки обобщения, обобщать всё равно придётся. Хотя бы потому, что неизбежно придётся определяться самим, причём — о, ирония! — эта неизбежность создана самим Западом и равнодушно-отстранённым цинизмом тех самых «невиновных бюргеров», которые «такие же жертвы».
Определяться в том, кто мы, откуда мы, куда мы идём, с кем нам по пути. И стоит ли искать союзников, помощников или хотя бы попутчиков в западных обществах. И обнаружить при этом, что западные общества давно уже превратились в камерные оркестры, играющие только для себя. И в констатации этого нет ничего западоненавистнического.
Точно так же нет ничего фашистского в холодном и беспощадном исследовании фашизма и аргументации, почему а) некто является фашистом; б) с фашистами нужно себя вести определённым образом. Быть фашистом и быть антифашистом — это две обманчивых противоположности, которые могут в чём-то совпадать по форме (потому что антифашист может вести себя по отношению к фашистам внешне похоже, как фашист по отношению к своим жертвам), но не по содержанию. И если западный образ жизни, западная стилистика мышления (порождённая и поддерживаемая этим образом жизни), западнизм, как его обозначил А. Зиновьев, постоянно беременны фашизмом в последние уже даже не годы и не десятилетия, то это не вина тех, кто это обнаруживает и доказывает.
В конце концов, быть критичным по отношению к Западу — это не быть фашистом, который ненавидит его по причине самого существования. Это понимать, почему Запад как феномен должен быть преодолён, если человечество не хочет навсегда остаться в концлагере, где есть всемирный Господин, насилующий по своему произволу и усмотрению любого раба.
В конце концов, нет ничего расистского в том, чтобы заявить, что Запад — это коллективный расист. Что западная обывательщина, порождающая вежливое отсутствие интереса к поведению джентльменов по ту сторону от Суэцкого канала, — это глубинно расистская установка, пусть и лицемерно-ханжески прячущаяся за маской неинформированности, а также бюргерской умеренности и аккуратности.
Не отдавать себе в этом отчёт — это не доброта по отношению к невиноватым (формально, в юридическом смысле, возможно, хотя и тут стоит рассмотреть вопрос сообщничества) в бомбёжках Донецка и теперь уже Херсона банкирам Швейцарии и фермерам Бенилюкса. Это ненависть по отношению к дончанам и херсончанам, а в ближайшей исторической перспективе — к харьковчанам и одесситам, киевлянам и днепропетровцам.
Такой абстрактный гуманизм ослабляет страсть и притушивает горение, противостоящие западной Железной Пяте, и великие социальные инженеры вроде И. Сталина, не ставшего сдерживать ярость благородную в стихах К. Симонова и эссеистике И. Эренбурга это прекрасно понимали. Уж они-то точно предвидели, что раздавать кашу на улицах поверженного Берлина можно, вот только для начала нужно как минимум загнать адского зверя обратно в его логово.
В этой школе нет отстающих, есть лишь первые ученики
И ведь не сказать, что Запад и его граждане могут пожаловаться на несправедливое к себе отношение.
Сначала он получил возможность увековечить себя, заняв привилегированное положение во всемирной системе производства. Пока Африка истекала кровью, поставляя рабов, пока обе Америки теряли накопленные тысячелетиями богатства, пока Азия в опиумном дыму снимала с себя последнее, Запад благодушествовал. Вот почему ни Африка, ни Азия, ни обе Америки не дали своих Гауссов, а Рамануджаны сами, добровольно и с песней, ехали в ту же Европу обогащать её потом и кровью своих усилий.
И помня об этих заслугах, Западу дали немало шансов. Даже явные признаки безумия в виде готовности применить (и применения же!) ядерного оружия или в виде применения социотехнологических инструментов геноцида не стали в своё время достаточно вескими поводами ликвидировать такое положение вещей.
Да, именно так. Давно уже следует прямо сказать, что демографические потери бывшего СССР — это плоды социотехнологически организованного геноцида. И что Запад извлёк из этого геноцида немало профитов, как прямых, так и косвенных.
Однако этого ему показалось мало. Сохранять благосостояние своей собственной социальной базы — всех этих добродушных (и равнодушных поэтому к сколько-нибудь важным вещам) бюргеров, буржуа и сьюдаданос — при наращивании капиталов уже не представлялось возможным.
И Запад с полвека назад начал — сначала несмело, ханжески скрывая личико, а потом и всё более нагло — пускать в ход оружие куда более страшное, чем ядерное или бактериологическое.
Запад начал применять штамм коричневой чумы. А его маленькие сообщники в этом деле всё более активно закрывали на это глаза. Сначала этот штамм применялся достаточно умеренно и контролируемо, начиная с Чили-1973. Однако у этой заразы нет такого свойства — быть контролируемым. Поэтому коричневая чума, как ни пытался Запад её приручить, начала всё больше дичать и расширять свой ареал.
И вроде бы как формально маленький рабочий или менеджер на американском заводе меди, использующем сырьё из колонизованного и изнасилованного Чили, не виноват. Но в этом и слабость юриспруденции — не всё может быть объяснено правовым образом. И безмолвная конфирмация распространения коричневого штамма из таких преступлений.
Ведь это уже преступление не перед конкретной страной и не перед конкретными людьми. Это даже преступление не перед человечеством. Это преступление перед БУДУЩИМ. Запад принялся конвейерно и индустриально выращивать в своих пробирках фашистов всех сортов для других стран. И добрые горожане красивых западных городишек радостно научились этого не замечать. Нет, остались, конечно, единичные чудаки, понимающие опасность подобных штучек, но мало ли каких мутантов рождает любая достаточно крупная популяция, верно? Кто ж будет по мутантам судить о популяции?
Вот о чём предупреждал Ф. Дюрренматт. Западное общество — это общество Визита Старой Дамы. Это общество ханжеского прикрытия глаз на убийство, если это выгодно всем остальным.
Вот почему так радостно включились в травлю русских спортсменов западные спортсмены. Если бы в западном обществе была достаточно большая доля здоровых от коричневой чумы людей, то подобная откровенно беззаконная и беспредельная травля никак и никогда не встретила бы бурных аплодисментов норвежских, американских, немецких, британских, французских «спортсменов».
Вот почему западные учёные готовы поучать любого русского учёного, поддержавшего своё государство, но ни слова не говорят украинским «учёным», скатившимся в откровенную нацистскую и ревизионистскую риторику и продвигающим яро милитаристскую и человеконенавистническую идеологию.
Вот почему западные «деятели культуры» не подвергают «культуре отмены», а очень даже вознаграждают лживых украинских «певцов свободы и трагедии войны». Тогда как «отмена» даже не поддержавших, а просто воздержавшихся русских исполнителей и художников не вызывает хоть сколько-нибудь заметных протестов.
И ведь это уже не те самые жуткие западные капиталисты, которые стремятся к прибылям. Не те самые жуткие западные политики, которые обслуживают прибыли капиталистов. Это плоть от плоти жирных бюргеров, которые как бы и ни при чём и которые, как свидетельствует Виктор Клемперер, при этом оказываются тотально и глубинно пропитанными «ядом нацизма», сколь бы невинно и жалобно они потом ни выглядели.
В окопах нет не только атеистов, но и пролетариев
Не стоит, конечно, впадать и в мистифицирование таких настроений. Ненависть западного мира к незападным альтернативам (из которых на данный момент не по своей воле и не по своему желанию Россия пока что выглядит наиболее вызывающе) порождена вполне объективными предпосылками, а вовсе не извечной инфернальностью Запада.
Так сложилась система мирового разделения труда, что сытость жизни типичного западного бюргера, его нулевая ипотека, его дешёвая бытовая техника неразрывно связаны с положением его страны и государства как коллективного эксплуататора.
Так получилось в жизни этих западных бюргеров, что для них не бывает других общественных отношений, кроме капиталистических и конкурентных.
И поэтому любое устранение конкурента, в особенности же сильного, воспринимается им на ура. И поэтому сам европейский бюргер скорее сольётся в солидаристском и фашистском экстазе со «своим» капиталистом, чем признает своё социальное родство с обездоленными Шри-Ланки или Сомали, Колумбии или Ирака. Повторяю, это не значит, что в западных обществах невозможны другие партии и движения. Но исключения и маргинес не определяют сущность системы. Несколько праведников не спасают Содом.
И даже когда бесчеловечная система Запада начнёт обрушиваться, даже когда условные «западные пролетарии» освободятся от порождённой их собственной жизнью системы, они освободятся вовсе не для того, чтобы освободить остальной мир, как об этом мечтали дети русского коммунизма. Коммунизма, в котором соединились западные черты универсальной идеологии свободы и русские черты коммуналистской, общностной природы человека.
Западные бюргеры будут освобождать прежде всего себя и считать, что освобождение других есть дело и задача этих самых других. Они будут освобождать себя не для совместного творчества и сотрудничества с другими, а чтобы самим превратиться в успешных и удачливых капиталистов.
Вот почему нужно осознавать в новом открывающемся нам мире: да, бюргеры Европы в этом мире в силу объективного стечения обстоятельств могут становиться жертвами. Объективными жертвами. Жертвами снижения социальных стандартов. Жертвами роста цен. Жертвами призрака голода и «энергетической бедности».
Однако морально-этическая ответственность, в отличие от правовой, закладывается не объективным положением человека, но субъективными сторонами его действия. А субъективно вся западная мифология и мировоззрение, весь образ жизни западного человека, всё его мироощущение и осознание себя в этом мире «заточены» под желание быть хищником. И иной модели отношений с окружающим миром, кроме как «хищник — жертва», он не способен предложить. Потому что именно человек Запада оказался первым учеником в школе глобальных джунглей капитализма.
В ответе за тех, кого вывели и селекционировали
Вот почему Николай Асеев и Николай Старшинов были правы, а Николай Десятниченко — нет.
Вот почему сейчас нам стоит самим себе честно и откровенно произнести: как это ни страшно и ни печально, но Запад сам выстраивал — и в итоге выстроил! — мир, в котором можно быть либо Западом, либо Незападом. И выбор этот, что характерно, осуществляется самим Западом. Который согласился «втянуть» в себя Южную Корею, Японию, Сингапур, Австралию, Южную Зеландию и т. п., однако весь юг западного полушария и немалая часть самой Европы получили от ворот поворот.
И что эта выстроенная пара (ничуть не лучше, между прочим, чем пара «арийцы — неарийцы») сейчас воспроизводится очень устойчиво периферийной обслугой Запада и его собственными идеологами.
Под аплодисменты и улюлюканья не только западного истеблишмента, но и вяло изображающих «как бы несогласие» масс западных стран. Крайне удобная позиция, кстати: сначала всё-таки проголосовать за какого-нибудь ставленника банкстерских групп, потом на всех опросах заявлять про своё недоверие и недовольство, а потом взять и переизбрать опять этого ставленника. Оставляя за собой тем самым и объективное положение хищника в глобальной системе неравенств, и субъективное ощущение себя как честного человека, который держит фигу в кармане.
А параллельно наблюдая, как риторика «защиты цивилизации от варварства» используется для уничтожения инакомыслящих, инакочувствующих, инаковидящих. И ещё одна удивительно удачная поза: объективно можно извлекать пользу из деятельности «полезных идиотов» в разнообразных Гватемалах и Украинах, но при этом сохраняя для себя в любой момент возможность сказать «мы не знали! Мы не догадывались! А оно вона как получилось!» Вопрос «Ответственен ли Запад за то, что его имя используется для уничтожения незападного?» может быть поставлен, только если всерьёз воспринимать этот лицемерный разрыв. На самом деле никакого разрыва нету. Равно как и нету ничего немыслимого в подобном лицемерии.
В конце концов, ведь само «Немыслимое» придумали не незападные общества и государства. И продумывали его, всё ещё добивая предыдущего фашистского зверя в его логове, тоже не они.
А вот западные общества и государства лишний раз подтверждают свою готовность к любому немыслимому. Запад бровью не повёл перед лицом угрозы настоящей радиационной катастрофы, старательно создаваемой их доппельгангерами на берегах Днепра. И это при том, какие деньги и медиаусилия были вбиты в разгон и усиление радиофобии за предыдущие два десятилетия! Один только лживенький сериал «Чернобыль» чего стоит.
Запад, так внимательно всегда относящийся к соблюдению международного права и конвенций, вообще «не заметил» сообщений о применении в Запорожской области настоящего химического оружия. И это при том, как активно муссировалась эта тема западными медиа на примере той же Сирии.
Запад, так гордящийся своей свободой слова, не сдал экзамен убийства Дарьи Дугиной, как и не сдал до этого экзамен убийства Джулиана Ассанжа. Оба эти убийства прошли мимо. Ведь куда важнее, что Дарья Дугина — дочь «идеолога Путина», чем то, что это беспредельное в своём безумии и жестокости террористическое убийство, правда? И это при том, с какой любовью теребят тему свободы слова и защиты журналистов в тысячах продуктов культуры западного общества.
Видели ли мы массовые манифестации по любому из этих поводов? Видели ли мы петиции? Политические волнения? Бурные интернет-обсуждения? Требования к своим партиям? Хоть какой-то нажим со стороны «невинно страдающих граждан Европы»? Выступления интеллектуалов? Возмущения экспертов? Демонстрации журналистской солидарности?
«А на кладбище всё спокойненько, ни врагов, ни друзей не видать. Всё культурненько, всё пристойненько — исключительная благодать».
От еврофилии к эврофилии
Вот почему стоит забыть о любых апелляциях к Западу и его «обществам». Которых по большому счёту там уже и не осталось. Потому что сумма атомарных торгашей — это ещё не общество.
«Мы в мире сироты, и нет у нас родства с надменной, набожной и денежной Европой», — предупреждал нас когда-то один искренний советский человек. И если это казалось юродством и домотканно-посконным архаичным славянофильством, то сейчас стоит сказать себе прямо, что пора стать эврофилами.
Пора от еврофилии (и зефирофилии как более общего) перейти к эврофилии. Не только потому, что Эвр — это восточный брат Зефира, но ещё и потому, что ЭВР — это Эра Встретившихся Рук. И если с запада по протянутой руке бьют, видя в этой руке лишь упор для армреслинга, то стоит поискать другое направление.
Конечно же, это не значит, что стоит радоваться проблемам Запада и его обывателей. В конце концов, радость бедам другого — это не в русском наследстве, а в украинском. Но и сочувствия, жалости или поддержки Запад недостоин. Не стоит удивляться, если и когда памятник предыдущему сочувствию и поддержке, морального и человеческого гиганта в Трептов-парке Запад с ненавистью снесёт. Именно за постоянное напоминание о собственной ничтожности.
Но даже этот будущий супераргумент в пользу лишения Запада сочувствия уже не нужен. Вспомните, как всего лишь полгода тому вся медиамашина (поддержанная клоачной клакой в интернете, между прочим!) обрушилась на одну-единственную девочку, вся вина которой была в том, что она русская. Посмотрите, с каким злорадством и прямо сейчас, полгода спустя, Запад эту тему пинает. Неужели стоит становиться такими же?
Есть разница между этими этиками. Радоваться бедам другого — это украинский нацизм. Нацизм неудачников, нацизм рессентимента, нацизм трусости. Отказаться от желания помогать тому, кто сам на тебе паразитировал, кто сам первым отказал тебе в сочувствии и в помощи — это возмездие и справедливость.
Ни западные левые, ни западные правые не будут нашими союзниками — они прежде всего западные, а уж потом всё остальное. Вот почему любой, кто приходит к власти на Западе, изменяет своей идеологии. И Сара Вагенкнехт, окажись полгода тому на месте Олафа Шольца, вела бы себя неразличимо с ним. Ни среди «элит», ни среди «масс» — нигде мы не найдём союзников на Западе.
И не нужно.
Преодолевать веками воспитываемое низкопоклонство перед Западом — нужно.
Вспоминать старые советские привычки и ощущения от родства с венесуэльцами, кубинцами, индонезийцами, китайцами, индусами — нужно.
Возвращаться к уже переведенным на русский язык «Цюань Тан Ши» и «Повести о войне победоносных Пандавов», к музыке Эрнесто Лекуоны и Ван Као — нужно.
И даже сохранять европейское наследство, в том числе высокие идеи гуманистической философии, человечной литературы, протестной музыки Бетховена, — нужно.
А вот превращать в фетиш недостойных наследников оных, закладывать кирпичами себе три окна ради одного-единственного западного — не нужно. Искать единства с теми, кто сам эту возможность единства отрицает, — не нужно.
В конце концов, семижды семьдесят раз тоже рано или поздно заканчиваются. В конце концов, солнце восходит не на западе.