и потере лица в его национальных выражениях
Вадим Бакусев
Я нахожу, что человек может быть полезен
своей стране только в том случае, если ясно видит ее.
П.Я. Чаадаев
У всякой нации есть свое, особенное, непохожее ни на какие другие лицо, выражающее ее общий характер, несущее на себе печать пережитого, следы прожитой исторической жизни и важнейших душевных изменений в судьбе народа. По лицу можно в общих чертах судить об исторических судьбах нации — и наоборот, полученными от него, от его выражений впечатлениями подкреплять проведенный анализ этих судеб. Лицо здесь, разумеется, — метафора, выражающая совокупность коренных или временно приобретенных нацией свойств, интуитивно воспринимаемых внешним наблюдателем или, что бывает исключительно редко, самой нацией, если у нее хватает сил и смелости поглядеть в зеркало, то есть познать себя непредвзято и честно. Оно — даже не столько зеркало души, сколько выражение «нутра» нации.
Лицо нации формируется ее исконным характером, оно исторически не изменяется, но изменяются его выражения, и в лучшую сторону, и в худшую. Эти изменения говорят об изменениях в поведении нации — в ее отношении и к себе самой, и к другим нациям. Другие же, прежде всего ближайшие соседи и попутчики, судят об этом главным образом именно по выражению национального лица, как часто бывает и в жизни людей. На изменение моментальное, ситуативное, вызванное внезапным случайным событием, внимания обращают мало. Но на устойчивое и резкое изменение, не сходящее с лица десятками лет, окружающие невольно реагируют, чаще всего не слишком долго думая.
Многое в истории народов, в международных отношениях объясняется взаимной реакцией наций на выражения лиц, и дипломатия занимается, в частности, тем, чтобы корректировать эти выражения, если понятно, что они, например, пугают визави, хитрят или внушают неуверенность. Но дипломатия помогает тут далеко не всегда. Ведь народы реагируют на устойчивые и понятные выражения лиц соседей всем своим, так сказать, телом, или, как говорится, «в массе своей». У них складываются столь же устойчивые мнения о соседях, справедливые или не очень. И тогда, случается, наступают острые ситуации, с которыми никакой дипломатии не совладать.
Особенно трудно приходится иногда народам, живущим в пределах одного государства, а уж когда государство распадается и народы, составлявшие его, становятся или пытаются стать политическими нациями, и подавно. Это относится и к временным государственным союзам (вроде Чехословакии) и, в куда большей степени, к бывшим империям.
О чем же могут говорить и говорят выражения народных лиц в случае империй во времена их зарождения, расцвета и гибели?
Прежде всего, подчинение одних народов другим возникает далеко не только в результате военных побед — таковые лишь закрепляют объективное положение дел, превосходство одних и отсталость других. Это же положение дел, с другой, субъективной стороны, неизбежно и точно выражается в лицах тех и других. Объективно превосходство одной нации над другой или другими дается силой далеко не всегда — Персидская империя, к примеру, объективно была куда сильнее, богаче людьми и ресурсами, чем государство Александра Македонского, но под его натиском потерпело поражение за считаные годы, правда, в подчиненном состоянии первая пробыла исторически недолго. То же относится к средневековому Китаю и Монголии, Британии и Индии. Во всех подобных случаях победившие обладали сосредоточенной новенькой силой, а проигравшие были отмечены внутренней слабостью, рыхлостью и дряхлостью древнего богатого духа, но сила внесла только временное возмущение в жизнь мощных древних царств.
В большинстве других случаев превосходство достигалось колоссальной разницей между народами в уровне культуры и цивилизации. Посмотрим же на себя с этой точки зрения в исторической ретроспективе.
Были времена, когда лицо русской нации для глаз и душ соседних народов формировали в основном воины, полководцы-победители. Если не погружаться в историю слишком глубоко, а взять только период поновее, это, к примеру, такие воины и по совместительству дипломаты и сановники, как Суворов, Кутузов, Ермолов, Паскевич, Барятинский, особенно, когда они действовали на азиатско-кавказском военном поприще. Их общее, русское лицо несло на себе печать чести, достоинства и великодушия к побежденным (вождь кавказских повстанцев Шамиль, как передают, пожив в почетном плену в Калуге, говорил, что если б знал, что такое Россия, то никогда с ней не воевал бы).
Вслед за воинами шли исследователи-путешественники, ученые (по большей части тоже воины и иногда по совместительству разведчики, но почти без войска). К их числу принадлежал, например, П. П. Семёнов-Тян-Шанский, который во время своего научного вояжа в горы Тянь-Шаня в 1857 г. был избран местными биями «суперарбитром» как неофициальное лицо без властных полномочий, как просто русский, в судебном споре между двумя племенами киргизов и с успехом выполнивший эту миссию (в деле о принуждении к браку он справедливо стал на сторону девушки, и его решение приняли обе стороны). В таких, как он, инородцы видели благородное бескорыстие, непредвзятую уважительность и справедливость, незыблемую честность и человеческое достоинство. Обобщенный образ этого выражения русского лица создал на экране актер Юрий Соломин в роли исследователя и русского офицера Владимира Арсеньева (художественный фильм «Дерсу Узала», 1975). Но, пожалуй, главная черта, которую выражало их общее лицо — непреклонная и сознательная воля к созиданию.
Наконец, вслед за воинами и учеными к соседним народам двинулась более многочисленная группа русских — чиновники, инженеры, прежде всего дорожники и строители, рабочие, врачи, учителя, архитекторы, художники, артисты. На их общем русском лице читались энергичный ум, высокие знания, цивилизация и культура, уважение к закону, способность быстро и эффективно решать жизненно важные для местного населения проблемы, в конце концов искреннее желание помочь, часто бескорыстное, а на этой основе — непререкаемый авторитет. Тут Советская Россия была прямой преемницей Российской Империи. Именно эти люди за сто лет преобразили к лучшему жизнь соседних, а в 20-м веке и многих далеких народов — защищали от напастей (и вместе с воинами от нападений), лечили и учили, строили дороги и каналы, заводы, школы, дворцы культуры, музеи, университеты, театры и т. д., привозили машины и станки для самостоятельного производства новых.
А для дальних народов, с которыми русские не взаимодействовали напрямую и массово, наше национальное лицо представляли исторические личности — Ленин, Сталин и Гагарин, представляли в буквальном смысле своими лицами, портретами, и первые двое — значительно упрощенными, но очень сильными идеями, а последний своим ярким подвигом, который воспринимался как реализация и торжество этих идей. В них объективно воплощались высокие жизненные идеалы, к которым стремились многие. Для некоторых стран Африки и Латинской Америки в этом смысле и до сих пор ничего не изменилось именно в силу их удаленности от России.
И пока было так, пока русское лицо, как мне это видится, выражало все то, что в моем тексте выделено выше курсивом, наши соседи реагировали на него вполне адекватно — с благодарностью за сделанное для них, с надеждой на помощь в нужде. Некоторые из ближних народов, к примеру, монголы и тувинцы, выразили свою благодарность хорошим делом в тяжелые для нас, русских, времена — добровольной помощью во время Великой Отечественной войны.
Но tempora mutabunt и mores, а, значит, и vultus noster вместе с ними. Да, наше национальное лицо значительно изменилось в своих чертах, пожалуй, с конца 50-х годов прошлого века, и — тут мне придется сказать нечто крайне неприятное и для меня самого — отнюдь не в лучшую сторону. Не то чтобы оно сделалось совсем другим, решительно неузнаваемым. Но на нем то и дело проступают ранее чуждые черты, заслоняя собой, вытесняя прежние, все чаще заставляя его выглядеть иначе, сообщая ему двуликость и двуличие.
Попробуем же посмотреть на себя непредвзятыми глазами вместо того, чтобы напряженно вглядываться в лица других народов, выискивая на них наиболее отвратительные черты, а обнаружив или думая, будто обнаружили их, тем самым отводить взгляд от своего собственного. Если эти черты соответствуют действительности, а они чаще всего соответствуют, то надо видеть в них зеркало, верно отражающее наше собственное лицо: ведь мы, русские, потеряв культурное и цивилизационное превосходство, став слабым, пассивным звеном международной жизни, в значительной степени подверглись ассимиляции другими народами, и прежде всего ближайшими.
Увы, за последние десятилетия наше национальное лицо приобрело множество черт явного душевного и умственного вырождения. Если воспользоваться метафорой чисто зрительной, мы увидим (но прежде всего они увидят) округлое короткое и широкое лицо с низким лбом, приплюснутым носом, большими губами, особенно нижней, плотоядно отвисшей, и маленькими мутными, близко посаженными и косящими карими глазами. Не будет ли оно обрамлено сверху и отчасти снизу темными, почти черными волосами? Вполне возможно. Оно выражает такие уже укоренившиеся внутренние свойства, как тупость, леность, жадность, злобу, а «сверху» — лживость, виртуозную хитрость (стремление обмануть), хамство, продажность, подлость, предательство, нечестные манипуляции и непомерное лицемерие, в том числе и евлогия, раздутое чванство и бахвальство, стремление создать иллюзию, видимость невинности, а то и доблести, но, с другой стороны, нерешительность, безволие, внутренняя слабость, раздвоенность, когда одна рука не знает, что делает вторая.
Добавлю к этому парадоксальные сочетания — воровской прищур и раболепное мнимое смирение, имитацию всего и вся, прежде всего добра, благополучия, «самого» патриотизма наконец, спокойно уживающегося с ползанием на брюхе перед Западом. Такие сочетания несочетаемого — признак пьяного сна, глубокой бессознательности, общей неадекватности, иллюзорности сознания с отрицательной динамикой, ведущей к оскотиниванию, расчеловечиванию, потере человеческого облика. Нечленораздельная, порченая, грязная речь, исторгаемая этим лицом, заслуживает отдельного рассмотрения. И все эти черты проявляются на всех уровнях народного психического организма сверху донизу.
Что привело к этому отвратительному итогу в глубинно-историческом смысле? Коллизия двух фундаментальных измерений русской души — двух видов сакрального Рая, Рая изобилия (потребительство) и Рая справедливости, и неспособность эту коллизию разрешить, поскольку два эти измерения оказались равновелики, а воли, своего рода трансцендентного фактора, который мог бы нарушить равновесие, уже долгое время нет. Отсюда шизофреническая раздвоенность народной психики, неразрешимое противоречие и расщепленность двух основных стимулов ее деятельности (разумеется, не следует слепо, буквально переносить шизоидную феноменологию с индивидуальной психики на общенародную; характеризовать первую из них не входит в задачи этого очерка).
Кардинальная, глубинная растерянность и беспомощность народной души в этой ситуации в попытках ее бессознательной компенсации влечет за собой острые параноидные проявления, а именно болезненную реакцию на отношения с окружающими, напряженное, раздраженное ожидание, всматривание, вслушивание и внюхивание на все их действия в поиске оскорбления и унижения и соответствующая неадекватная, повышенно агрессивная ответная реакция на эти часто иллюзорные оскорбления и унижения; эта реакция заметно проявляется и на индивидуальном уровне, что делает ее особенно отвратительной. Правда, так же часто оскорбления и унижения оказываются вполне реальными, поскольку и сами выступают ответной реакцией на те черты и соответствующее им неадекватное поведение, прежде всего внутреннее состояние, которые окружающие замечают на нынешнем русском лице, включая уже и шизоидно-параноидные. Тогда возникает целая цепочка взаимных негативных реакций, разбить которую способно только выздоровление того, кто болен.
Ибо народ мой болен, серьезно и глубоко болен. Я говорю это не с научным бесстрастием и уж тем более без злорадства, а со стыдом и болью, поскольку сам принадлежу к русскому народу, и воспринимаю нашу общую болезнь как тяжкое страдание, исконный русский «крест», только на этот раз в обличии вырождения, душевного, умственного и физического.
Ситуация эта, конечно, страшная, но не полностью безнадежная. Ведь, помимо дегенеративных черт, на нашем лице еще иногда проступают старые, благородные черты, ассоциирующиеся с лицами воинов и ученых былых времен, — высокий лоб, твердый, уверенный в себе взгляд, выражающий ум, честь и достоинство, способность непреклонно добиваться однажды поставленной цели, решать свои и чужие задачи, если надо — бескорыстно. Эти исконно русские черты, если очень постараться, можно вернуть на наше национальное лицо как главные, определяющие, но даже в лучшем случае такие старания будут многолетними.
Так что же уже несколько десятков лет видят в русском лице окружающие нас народы, ближние и дальние, — черты благородства или низости? Об этом во многом можно судить по их отношению к русским на общенациональном и индивидуальном уровне. Я не хочу упреждать суждение читателя и соваться со своими наблюдениями и выводами на этот счет. Самостоятельное читательское решение будет наиболее убедительным. Моим делом было показать соответствующую нынешнюю историческую ситуацию в такой перспективе, о которой многие, вероятно, еще всерьез не задумывались.
Март — май 2024