Сергей Переслегин
Источник: analitiya.ru
1
Одним из основополагающих (может быть, и самым важным) принципом естествознания является постулат причинности, согласно которому причина всегда предшествует следствию, «стрела времени» направлена только вперед и события всегда развиваются из абсолютного Прошлого в абсолютное Будущее.
Человек, разумеется, подчиняется закону причинности, но живет и действует в совершенно противоположной парадигме. Будучи разумными существами, мы способны предвидеть Будущее, и это Будущее, явившееся нам в вещих снах, пророчествах, прогнозах, сценариях и расчетах, управляет нашим «сегодня» и нередко протягивает свои руки в незыблемое, казалось бы, «вчера».
Мы совершаем или же не совершаем определенные поступки, руководствуясь той оценкой, которую они вызовут в Будущем у нас, у наших детей и внуков, у «всего прогрессивного Человечества». Говорят, что физик-теоретик, который не может объяснить смысл диссертации своей одиннадцатилетней племяннице, к защите не готов. Смог же Льюис Кэрролл объяснить трем девочкам квантово-механический подход к реальности, обернув ее в лучшую сказку XIX столетия? И точно также: политик или бизнесмен должен быть в состоянии объяснить ребенку содержание и логику своих решений. В конце концов, эти решения создают мир, в котором этот ребенок будет жить.
Я думаю, что многих деятелей, скопивших состояние в 90-е, преследует в ночных кошмарах вовсе не образ неотвратимого карающего российского (а то и бывшего советского) правосудия, а заданный тихим и спокойным голосом вопрос: «Отец, почему вы уже продали страну, которая принадлежит нам?»
2
Будущее невозможно предвидеть. И дело здесь даже не в том, что оно «сложнее, чем мы можем себе вообразить». Дело как раз в антипричинности — прогнозы сразу же начинают оказывать воздействие на настоящее, модифицируя его, а тем самым меняя и Будущее. Кроме того, прогнозы (это было известно еще в античности) контекстуальны, а не текстуальны. Иными словами, пусть вы и знаете с абсолютной точностью некоторые детали Будущего, уверены ли вы, что правильно понимаете, в какой именно контекст должны быть вписаны эти детали? И станете ли вы частью этого желаемого контекста или у вас обнаружится на него аллергия? Представьте себе, например, что Э.Томас, главный конструктор «Титаника», получил в свое время прогноз, где черным по белому была изложена абсолютная правда: этот корабль станет самым знаменитым судном ХХ века, о нем будут писать книги, снимать фильмы и сочинять музыку…
Нужно еще иметь в виду, что мы совершенно не готовы принять реалии новых времен во всем их разнообразии — вместе со сноубордами, «фабриками звезд», «прокладками с крылышками» и японскими мультиками-страшилками. Тем более мы никак не желаем учитывать в своих планах, проектах и программах роды и аборты в тринадцать лет и заказные убийства нерефлективных родителей в пятнадцать. И единственной реакцией на предсказание реального Будущего (даже если это предсказание удалось донести «до тех, кому положено» не расплескав) является ответ: «Возьмите миллион, миллиард, триллион — в общем, сколько вам там надо, и сделайте так, чтобы этого не было».
Нам всегда хочется вписать локусы будущего в привычный мир, но ростки, крепкие и шустрые, как борщевик, размножаются делением, подобно раковым клеткам. И пугают. Даже самых креативных из родителей.
«Вот вам от потопшей Америки на сто триллионов чек».
3
О Будущем бесполезно мечтать. В самом лучшем случае такие мечты относятся к категории маниловщины и не содержат в себе никакого осмысленного содержания. В худшем же мы начинаем требовать от Будущего, чтобы оно если и не отвечало нашим представлениям о рае земном, то по крайней мере было бы лучше настоящего, причем именно с нашей сегодняшней точки зрения. Поэтому наши мечты начинаются с «не». Пусть не будет бедности, войны, преступлений, расовой ненависти и все станут «белыми и пушистыми». В свое время Марк Твен заметил, что люди почему-то видят рай как сочетание филармонии с воскресной школой, хотя большинство из них не так чтобы очень любят симфоническую музыку, а уж воскресную школу ненавидят все поголовно.
Еще хуже дело обстоит с мечтами прагматиков, которые в искоренение пороков и всеобщее торжество справедливости верят слабо. Такие люди требуют от Будущего, чтобы оно продолжало настоящее и по возможности не несло никаких перемен, кроме тех, которые получили «одобрение всех 750 министров». Подобные мечтатели соорудили из подручного материала и сейчас навязывают всему миру концепцию «устойчивого развития», которая трещит по всем швам и поглощает все больше и больше ресурсов только для того, чтобы «поддерживать впечатление гармонии».
Мечты не столько приближают Будущее, сколько защищают от него.
4
Итак, предсказывать Будущее бессмысленно, а мечтать о нем бесполезно. Но Будущее создается сегодня — создается нашими действиями (а главным образом — бездействием), поэтому его можно проектировать или конструировать.
Слова эти воспринимаются как синонимы, хотя в них заложена разная логика. Будущее может создаваться проектно.
Мы понимаем проектирование Будущего как эффективную форму «упаковки» всех видов деятельности, направленных на разрешение одного или нескольких базовых мировых противоречий. Поскольку все развитые нации, государства и культуры сталкиваются сейчас с вызовами глобализации, терроризма, ресурсной недостаточности в форме демографического, кадрового или энергетического кризиса, а также с вызовом экзистенциального голода (*), они вынуждены как-то реагировать на эти вызовы.
Современной формой такой реакции являются национальные и наднациональные программы развития, а также институциональная деятельность. По мере продуцирования новых и новых программ и усложнения институциональной среды возникает необходимость в специфическом интегрирующем механизме, регулирующем процессы взаимодействия в пространстве управления. Среди таких механизмов наиболее простым и изученным является мегапроект. Такой проект обязательно содержит в себе какую-то рабочую онтологию как необходимое условие согласования разнородных институционально-программных конструкций, целевую «рамку», как обоснование общественных затрат, сценарную схематизацию развития, как инструмент управления, определенные представления о последовательности реализации («дорожную карту») и оценку времени осуществления.
Анализ, произведенный исследовательскими группами «Конструирование Будущего» и «Санкт-Петербургская Школа Сценирования», диагностировал наличие по крайней мере семи глобальных и трех локальных проектов Будущего. Речь идет об американском и европейском постиндустриальных проектах, японском и российском когнитивных проектах, неоиндустриальных проектах Китая, Индии, мировой исламской общности, о локальных образах Будущего, целенаправленно создающихся в Исландии и Ирландии, о локальном в пространстве, но вечном иудейском проекте, малозначимым звеном которого является государство Израиль.
Конструирование Будущего не столь системно, как его проектирование, но и затрат требует меньших. Кроме того, всякий проект Будущего — и именно в силу своей системности — содержит «родимые пятна» настоящего и прошлого. Он укоренен в настоящем и, развиваясь, отрицает себя. Можно с уверенностью сказать, что Будущее возникнет в ходе выполнения перечисленных выше проектов, но при этом ни один из них не будет реализован.
Конструирование менее амбициозно: речь идет не о Будущем в целом, не об ответе на глобальные вызовы, не о разрешении мировых противоречий, а лишь о деталях, элементах, инновациях. Конструирование — попытка сделать Будущее богаче настоящего, что-то к нему добавив. Иногда это «что-то» быстро обретает всеобщую значимость — так произошло с персональными компьютерами и мобильными телефонами. Иногда остается одним из многих камушков в мозаике. Но всегда возможностей становится чуть (или не чуть) больше. Эти возможности не упаковываются в тот или иной проект, а по отношению к уже существующим проектам оказываются «джокером», «дикой картой», «тузом из рукава», возникшим спонтанно и исказившим всю «заранее рассчитанную и утвержденную» конфигурацию причин и следствий.
В известном смысле конструирование Будущего — это улыбка проектировщика Будущего, муха, нарисованная Мастером на незаконченной картине старательного, но посредственного художника.
5
И проектирование Будущего, и даже конструирование его начинается с понимания пространства возможностей. Анализируя сегодняшний день, изучая долговременные тренды развития, принимая во внимание развертывающиеся на наших глазах инновационные локусы, учитывая, что одинаковые причины влекут за собой одинаковые следствия, мы составляем представление о так называемом неизбежном Будущем.
Нужно совершенно точно понимать, что с неизбежным Будущим ничего поделать нельзя. Оно возникнет обязательно, и с этим надо считаться и в практической деятельности управленца, и в теоретических расчетах.
Но Реальное Будущее гораздо богаче неизбежного, и, кроме того, оно управляемо. Любой выбор включает неизбежное Будущее в себя, оно — инвариант, воспроизводящийся при любых сценарных преобразованиях, но в остальном версии Будущего могут отличаться сколь угодно сильно. Говорят, что 5% добавок превращают воду в суп. Вряд ли нужно больше реалий, чтобы полностью переменить картину грядущего, во всяком случае, в ее оценочной части.
И конструктор Будущего, и его проектировщик работают именно с «добавками». Правильной является очень простая постановка вопроса: чем именно нужно дополнить неизбежное Будущее, чтобы результат получился лучше настоящего (как правильно заметил выдающийся английский военный теоретик Б. Лиддел-Гарт — «хотя бы только с вашей личной точки зрения»: всякие операции над Будущим субъективны).
Эту мысль можно и нужно усилить: работа с Будущим — это всегда проявление волюнтаризма, это зачеркивание одних возможностей ради других, это игра с мировым порядком в странную игру, соединяющую элементы шахмат, покера и китайской боевой гимнастики ушу, это навязывание своей картины мира всем окружающим. С точки зрения многих российских и западных интеллигентов, операции над Будущим вообще аморальны.
Но заниматься этим приходится даже тем, кто не очень склонен к этому, не умеет, стесняется, боится и ежечасно спрашивает себя «по Ф. Достоевскому»: «Тварь я дрожащая или право имею?» Потому что иначе будет сконструировано Настоящее, причем в пользу тех, кто на данный момент сильнее и энергичнее. Здесь нет ничего личного. В 90-е годы к власти в России пришли бандиты, и пришли именно потому, что интеллигенция сетовала на ушедшее «прекрасное далеко» и ничего себе не предполагала про грядущее. Она ополчилась на всех и вся и засела в НИИ, словно стены, выстроенные при Сталине, должны были помочь. Не помогли. Науку — на всякий случай — обесточили на двадцать лет. И не потому, что бандиты такие уж плохие управленцы. Они про науку не думали и про энергетический кризис не знали. Они взяли власть и поделили ресурсы. Страна жила в настоящем двадцать лет, и это настоящее перестало нравиться детям олигархов. Олигархи послали их учиться за границу, а там как раз случился кризис мечты, и дети, вернувшись, сказали: нужно жить здесь.
— Почему, сынок?
— Здесь еще остались люди…
6
Будущее — само по себе ресурс. Оно стремится стать настоящим, превратиться из великого множества возможностей в единственную целостную Реальность. Даже неосуществленные варианты прошлого оказывают давление на действительность, что же говорить о Будущем, версии которого не утратили надежды осуществиться. Человек, социальная группа или страна, поймавшие в свои паруса «ветер грядущего», будут развиваться быстро и успешно, хотя это будет очень рискованное развитие.
Надо отметить, что наша эпоха имеет свои особенности, уникальные именно с точки зрения конструирования/проектирования Будущего. Если не «никогда», то, во всяком случае, очень давно конфликт Настоящего и Будущего не принимал столь острую форму.
Современный мир является настолько комфортным и упорядоченным (по крайней мере в развитых государствах европейской культуры), что очень велико искушение представить его еще и безопасным, а потом продлить эту безопасность из вечности в вечность. Это тот самый «конец истории», шутка Ф.Фукуямы, воспринятая всерьез: Будущего нет, есть только продолженное настоящее, замаскированное под «устойчивое развитие» и для вкуса приправленное нанотехнологиями, информационными технологиями, биотехнологиями и прочим «мейнстримом», в который уже вложены деньги.
Эта «картинка» часто ассоциируется с Соединенными Штатами, но в действительности принадлежит Европейскому союзу, который вообще пропалывает все новое и тормозит все странное. Зарегламентированность в ЕС такая, что даже самые отпетые ненавистники российской Родины нет-нет да и возвращаются вдохнуть «нашего русского произвола». Европейцы, конечно, погорячились. Они никак не смогли «съесть тот факт», что вместе с мусульманской культурой предыдущей фазы развития к ним в страны ворвется пассионарность, врежется своим культурным шоком в их истеблишмент, сломается через поколение об европейскую систему и начнет на ней паразитировать. Раз взяли — кормите. Приемные дети далеко не всегда благодарны новоиспеченным родителям с их умильными лицами родственников, обязательными воскресными школами и чистыми носовыми платками. Тем более не терпят они унижения лицемерием. А в Европе такого сколько угодно. Принято казаться политкорректными, а на самом деле считать, что арабы — виновники всех бед во Франции. И почему бы арабам не жечь машины? Скушно! Пока они еще не голосующее большинство, а дальше видно будет.
Заметим здесь, что европейский постиндустриальный проект обречен на мучительную раздвоенность: как «европейский», он должен чтить и поддерживать «продолженное настоящее»; как «проект», он играет с вариантами Будущего и, сверх того, подозревает, что «устойчивое развитие» с «неизбежным Будущим» вообще несовместно.
Именно в этом заключен конфликт Будущего с Настоящим: цивилизация находится на переломе, индустриальная фаза развития исчерпала себя, устойчивых решений здесь вообще нет. Собственно, после 11 сентября 2001 года это стало ясно последнему слепому политтехнологу с неполным средним образованием. Соединенные Штаты бросились упаковывать все тренды, несовместимые с продолженным настоящим, в деятельность: так возникла «антитеррористическая коалиция» с войнами в Афганистане и Иране, так возникли нынешние инициативы в области энергетики. Европа принялась активно «раскачивать вагон» — говорить об энергосбережении, сеять рапс, насаждать безопасность «ценой всего». Свободой пожертвовали сразу, а сейчас пришел черед и комфорта. Главное, что и первая, американская, стратегия, и вторая, европейская, совершенно бесполезны, и их адепты сами это прекрасно понимают.
Главным конфликтом следующего десятилетия станет борьба (пост)индустриального «продолженного настоящего» с неизбежным Будущим, относящимся к иной фазе развития. Этот конфликт, в рамках которого будут функционировать глобальные и локальные проекты, программы развития и прочие «хотелки», скорее всего, примет вид противостояния концепций «глобальной безопасности» и «глобальной свободы».
Как говорило в свое время «Армянское радио»: «Войны не будет. Но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется».
Метафора 2010-х годов — «Борьба за Мир».
7
Из всего сказанного следуют очень простые выводы.
Во-первых, главный ресурс Будущего заключается в том, что оно есть, и оно радикально отличается от настоящего.
Во-вторых, Будущее управляет сегодняшним днем и проецирует нам свои этические и эстетические императивы. Имеющий уши да услышит.
В-третьих, Будущее и само управляемо, причем мы в состоянии разобраться в пределах этого управления: принять Неизбежное Будущее и достроить его до того варианта, который устраивает нас.
В-четвертых, если мы этого не сделаем, Будущее достроят для нас и за нас. Ибо не имеющий своего Проекта обязательно становится частью чужого.
В-пятых, мы живем в очень неустойчивом мире, в котором трудно рассчитывать на долгую и спокойную жизнь, но зато индивидуальная активность далеко не всегда бессмысленна и обречена на неудачу.
По-моему, понимание этого представляет собой ценный ресурс. По мнению Г.П.Щедровицкого, «развитие само по себе является дефицитным ресурсом». Как и понимание того, что мы обречены на развитие.
Примечание:
* Под экзистенциальным голодом понимается потеря обществом трансцендентной «рамки», редукция социально значимого потребления к материальному потреблению. Экзистенциальный голод проявляется в страхе смерти, страхе изменений (инновационном сопротивлении), ощущении бессмысленности существования, синдроме хронической усталости. Общества, утратившие экзистенцию, тяготеют к точной регламентации всех сторон жизни и деятельности (ритуальности), формализации общения, смещению баланса деятельностей в сторону контроля и эстетизации, навязчивому продуцированию всевозможных мер по обеспечению безопасности, повышенному вниманию к проблеме продления жизни вплоть до физического бессмертия. Для таких обществ характерен кризис первичных форм социальной организованности — семьи и рода.
17.9.2007