Интервью с Максимом Калашниковым
Беседовали Андрей Смирнов и Андрей Фефелов
«ЗАВТРА». Имеет смысл пойти с самого начала. Как Владимир Кучеренко стал Максимом Калашниковым, как вы «сосуществуете»?
Максим КАЛАШНИКОВ. Получается, что это — моё «второе я». История псевдонима известна всем заинтересованным людям. Когда-то главный редактор «Российской газеты» Анатолий Юрков, узнав, что я работаю над книгой, попросил не палить издание. Я взял этот псевдоним, и он ко мне прирос. Когда в 2002 году я решил поставить на книге своё паспортное имя, издатели уже отговорили. Я и Кучеренко, и Калашников одновременно, это не шизофрения — скорее новое качество.
Всегда был красно-коричневым, печатался в газете «День» с 1992 года. В девяностые занимался журналистскими расследованиями, которые едва мне жизни не стоили. После Октября-93, где был рядовым участником, посчитал, что надо просачиваться. Потому как все оппозиционные структуры, издания под прицелом врага и мало на что влияют. Получилось занять позицию в «Российской газете». Там я фактически закончил второй университет. Семь лет, с 1994-го по 2001-й, просидел на заседаниях правительства, много поездил. При этом придерживался тактики муравья, замыкающего контакты. По мнению Максима Калашникова, практически все наверху — враги, исключения локальны. Надо стравливать одну группировку оккупантов с другой, пусть занимаются обоюдным пожиранием. Кроме того, в девяностые и начале двухтысячных, как ни странно, во власти сохранялись хорошие менеджеры. Это были ещё советские технократы. Да, они присягнули Ельцину, но в той или иной степени продолжали спасать отрасли. Это Виктор Калюжный, Пётр Родионов — министры топлива и энергетики, вице-премьер Олег Сосковец, к нему много вопросов, но он реально пытался спасти промышленность, Евгений Адамов, глава Минатома, который опять-таки, при всех своих неангельских чертах, был технократом и менеджером. Правительство чётко делилось на технократов и чубайсоидов. Старался поддерживать первых. К сожалению, с течением времени все они были выбиты.
Получалось, что я действовал как агент в стане врага, как Юстас. При этом Алекса у меня никогда не было, действовал так, как считал нужным.
Соответственно, решил писать книги, поскольку понял, что в газете мне тесно, а информации очень много.
«ЗАВТРА». Каков метод работы Максима Калашникова? Кто-то считает тебя сверхоснащённым выходцем из спецслужб, твои оппоненты доходят до откровенных издевок — мол, нечем заняться, не наигрался в детстве, начитался «Техники—молодёжи» и завиральными идеями засоряет головы людям.
М.К. Для меня отношение к журналу «Техника—молодёжи» — лакмусовая бумажка. У меня есть полный комплект журнала с 33-го по 2008 годы. На страницах «ТМ» выступали великие академики типа Овчинникова, Глушкова, они не считали журнал несерьёзным. Там всегда хватало очень важных текстов с постановками цели. Сейчас реактор на быстрых нейтронах преподносится как будущее российской атомной энергетики. А журнал о таком реакторе писал ещё в семидесятые годы.
Это был великодержавный журнал, нацеленный в будущее. Да, там было условно бульварная часть, но она занимала процентов десять, остальное серьёзные вещи. Я считаю, что «ТМ» ненавидит антиинновационное быдло, которому нравится разлагаться.
Как Максим Калашников начал работать? В девяностые годы атмосфера была совсем иная — это сейчас принято быть патриотом, говорить, что Россия пробивается там-сям, мы крутые. А тогда речь шла о том, что мы — безнадёжные, криворукие, и всё, сделанное русскими, ничего не стоит. Максим Калашников нашёл тему, через которую решил показать наш великий потенциал. В 96-97-х годах началась работа над первой книгой «Сломанный меч империи». Я решил сработать по методу резонанса — взять открытые источники и на их основании построить некую картину. Начал с военно-промышленного комплекса и гонки вооружений, это острие научно-технического прогресса. В семидесятые-восьмидесятые ВПК были важнейшей частью противоборства двух систем. Я взял журналы — тот же «ТМ», «Вестник воздушного флота», «Техника и вооружение», «Новости авиации и космонавтики» — взял несколько передовых направлений — космос, авиация, флот, ракетные системы — так родилась первая книжка. Когда мне начинают говорить, что Максим Калашников где-то наврал — посмотрите на ссылки. Я использовал доступные всем источники — журналы были либо позднесоветские, либо уже постсоветские. Гриф «секретности» во многом был снят, и могла появиться публикация, например, о ракете «Метеорит».
Первая книга произвела очень большой эффект, и ко мне пошли люди, которые работали по проектам, мне стали открываться двери. Появилась возможность напрямую общаться с конструкторами, нарастал массив информации. Я был экономическим обозревателем, журналистом правительственного пула. Огромный объём информации шёл с заседаний правительства, там выдавались папки по состоянию электроэнергетики, атомной отрасли, авиационной промышленности. Коллеги в основном эту информацию не использовали, выбрасывали, а для меня было очень интересно и полезно.
Все книги писались побочно основной работе, для души. Потом мне стало тесно в газете — мир, к которому я прикоснулся, настолько захватил, что захотелось об этом активно писать.
В 2002 году на меня вышло издательство АСТ и предложило заключить договор на пять лет. Материалы продолжали идти, появлялись книга за книгой.
Уже в 2001 году было понятно, что мир, описанный в книгах «Сломанный меч Империи» и «Битва за небеса», погиб — уничтожили советскую промышленность, УПК, научные центры, кадры ушли, новых на смену не вырастили. Соответственно, надо было искать выход, прорыв из царства безнадёжности. Причём не только для Российской Федерации, но для всего русского мира: я считаю, что и Украина, и Белоруссия — это тоже русские государства. Я обратился к будущему. Любой человек, который занимается темой ВПК, гонки вооружений и историей «холодной войны», неминуемо будет интересоваться вариантами будущего и возможностью им управлять. Пошли книги следующей волны: «Оседлать молнию», «Гнев орка», потом «Третий проект», который мы делали с Сергеем Кугушевым пять лет. Вот так и появился феномен Максима Калашникова.
«ЗАВТРА». По какому критерию Максим Калашников отделяет зёрна от плевел? Всё-таки ты, гуманитарий, столкнулся с миром техники, естественнонаучного знания.
М.К.Есть здравый смысл, есть критерий практики. Если что-то делается и показывает результат, значит, на это стоит обратить внимание. Создан новый материал, он летал на «Буране» и показал себя хорошо, значит, такое направление нужно развивать дальше. Историческое образование здесь хорошее подспорье — оно учит искать.
Во-вторых, есть эксперты. Мне довелось общаться с Лозино-Лозинским, главным конструктором корабля «Буран». Это образованнейший был человек и в преклонном возрасте сохранивший ясный и пытливый ум. Его мнение для меня несопоставимо с интернет-крикуном, задыхающимся от ненависти.
В своих книгах я с соавторами создавал некий образ мира будущего. Соответственно, первый фильтр отбора — технология идёт в этом русле, вписывается в новый мир или нет. Далее — есть ли уже практический результат, опытные и опытно-промышленные модели.
Третье — отходит ли от этой технологии своя цепочка производных технологий, как она влияет на жизнь. Допустим, технология Георгия Коломейцева — воздействие на семена растений с помощью особого электромагнитного излучения. Урожайность повышается на десятки процентов. Такая система позволяет резко нарастить производство продовольствия, снизить расход энергии, минеральных удобрений, затрат человеческого труда. У такой технологии масса социальных последствий, она — прорывная.
Есть такие технологии, которые могут проложить дорогу в новый мир, заодно решив русские проблемы. Если технология показала себя в действии, начинаю её пропагандировать. Потом видишь ещё одну, которую можно сблокировать, и.т.д. Набирается такой клин, идущий в будущее.
«ЗАВТРА». Наша научная элита по генезису — сталинская. Сейчас власть активно использует тему модернизации, а параллельно идут эскапады против Сталина. Как бы предполагается иной, не сталинский путь модернизации…
М.К.Тот же Лозино-Лозинский говорил про себя: я — дворянин по происхождению и сталинист. Все они либо формировались тогда, начинали свою деятельность, либо, если более молодые, взяли эстафету и были учениками людей, работавших во время сталинского большого скачка.
«ЗАВТРА». Часто говорится, что мир приобретает сетевой характер, следовательно, говорить о централизации просто неадекватно…
М.К.Начнём с того, что сталинский метод не зациклен на централизации. Суть сталинского метода — опередить своё время, поймать ветер будущего в паруса. Я уверен, что будь Сталин сегодня жив, он бы изучал методы распределённого управления. Не надо смешивать дух сталинской эпохи с её тактикой. Практика на тот момент была передовой. Сейчас важно овладеть следующей ступенью организации. Второе — не забывайте, что Сталину приходилось действовать в стране, которой уже не должно было быть на свете. Когда говорят о несоразмерной цене, которую страна заплатила за подъём, — мне всегда хочется ответить: а вы не хотите понять, что страны просто не должно было быть? Российская империя и русский мир были приговорены. Русские должны были повторить судьбу Австро-Венгрии, распасться. Потом бы нас навертели на гусеницы — немцы с одной стороны, японцы с другой. А может быть, и финны с поляками в этом приняли бы участие…
Фактически Сталин и его когорта спасли страну. Да, жестокими методами. Но иногда раненого на поле боя приходится оперировать очень жестоко.
Следующий момент. Именно людьми сталинской подготовки были нащупаны методы развития. Именно сталинец Лозино-Лозинский первым применил методы сетевого планирования, виртуальной корпорации при создании «Бурана», когда формально не связанные между собой организации работают в рамках одной программы, одного сетевого графика. Все эти люди со сталинской подготовкой создавали первые временные творческие коллективы под задачу. Не закостенелые НИИ, а коллективы из разных ведомств. В РФ всё это, к сожалению, не применяется, потому что пришли люди с совершенно примитивным мышлением, не понимающие ничего в технике. Проблема именно в них — они сами ничего не хотят делать и не дают другим.
Ещё одна вещь. Видимо, без репрессий мы уже не обойдёмся. Весь вопрос в том, как сделать эти репрессии высокоточными. Потому что общество настолько разложено, а элита настолько мародёрская, настолько антитехнократичная, что представить себе её превращение в менеджеров развития я не могу. Это мародёры, которые привыкли вырывать золотые коронки изо рта. Их нельзя вернуть к честному труду, а инновационная экономика — это по-настоящему честный труд.
К тому же, если прежняя политика развития-модернизации во всём мире делалась за счёт крестьян, то теперь мы имеем дело с разложенным обществом, 87% живёт в городах, работать не хочет, утратило трудовую этику, перешло в цивилизацию вечной игры и развлечений. И из этой массы надо сделать бойцов развития? Это неимоверно сложная задача. Мы — страна, где на одного муравья — девять стрекоз. И вот из этих стрекоз надо сделать тружеников. Здесь не обойтись без новых методов мотивации: допустим, в тех же футурополисах жизнь должна быть лучше, чем в обычных городах и даже в столице. И давайте не стесняться — без некоей меры принуждения.
«ЗАВТРА». Сама цивилизация городского типа, которая формировалась на основе капитализма, настраивает на паразитарную, потребительскую жизнь. По сути, с исчерпанием посткрестьянского слоя мы становимся банкротами без всякой мировой закулисы.
М.К. Увы, я понимаю, что нынешняя власть плоть от плоти народа. Она отражает настроения внизу: ничего не делать, не напрягаться. Всё равно ничего не получится — давайте пить пиво, вспоминать о былом величии или периодически изображать его. Но я считаю, что если ничего не делать, эта система погибнет, а с ней и сам народ.
В нашей стране хватает иных людей. Они продолжают бороться, но они разрозненны, у них нет возможности заявить о себе.
«ЗАВТРА». Можно ли сказать, что задача современного политика — это не думский мандат, а собирание социальных страт?
М.К.Мы стараемся зажечь маяк, сделать тот же Интернет-блог (m-kalashnikov.livejournal.com) центром встречи таких сил. Иначе мы всё равно обречены и отпеты. Самое страшное — исчезла атмосфера дерзости, веры в собственные силы. Общество надломлено, оно считает, что ничего нового быть не может, всё иное — бред сумасшедшего и не стоит внимания.
Что бы ни говорили, Российская Федерация в её нынешнем виде — обречённая система. Давайте всё-таки попробуем собрать армию развития, ещё живых людей, а не ходячих мертвецов, которые смогут вырвать страну из трясины и стать основой формирования новой нации, основой для создания новой страны. Сейчас надо использовать все возможности, и если власть заговорила об инновациях, то давайте попробуем.
Задача — объединять неравнодушных людей. В обществе есть люди с инновационным мышлением. Не утратившие веру в свои национальные силы, в силы творческой мысли и русского интеллекта.
В конце XIX века считалось, что всё уже открыто и изобретено, физика закончилась. И за какие-то двадцать лет всё было взорвано. То, что считалось ересью, — стало мейнстримом и изменило мир. Скоро у меня выйдет новая книга, в ней я показываю, что все научно-технические прорывы изначально воспринимались как бред.
То, что возмущает сегодня — завтра может стать очевидной банальностью.
«ЗАВТРА». Насколько мы понимаем, существуют технологии, которые уже применяются. Другое дело, что они у нас не востребованы…
М.К.Да, есть истории, когда здесь технологии получают ярлык — «бред» и уходят на Запад, там получают признание. Есть технологии, которые дают очень интересные результаты, но не пробиваются ни здесь, ни там. Потому что нарушают сложившийся баланс.
Действительно, развитие многих технологий начинает пресекаться, потому что оно угрожает сложившемуся порядку вещей, ведёт к революционным изменениям. Из-за этого было пресечено на многих направлениях развитие космической техники. Всё свелось к орбитальной станции, к спутникам, а дальний космос свернули. Полёт на Марс в ценах конца семидесятых — 40 млрд. долларов.
Но такой полёт, стоя дешевле вьетнамской войны, дал бы выхода гораздо больше. Главное в таком полёте — не достижение собственно Марса, хотя это психологически большой успех. А все новые системы, технологии, которые будут действовать для корабля. Компактная энергетика, сверхновые и сверхпрочные материалы, новые методы получения продуктов, диагностики и лечения, новая электроника. Корабль, только взлетев, окупит себя за счёт того, что его технологии «расползаются» в мирной жизни. Пример ДАРПА — Департамента передовых исследований Пентагона, показывает, что всё это реально, что технологии, которые разрабатывались для Пентагона, затем успешно осваивались частным бизнесом и превращались в новый облик экономики.
Но технологии, которые должны создаваться в рамках космических программ, капитализму противоречили. Так же, как противоречили феодализму, например, железные дороги. Эти технологии фактически уничтожали капиталистические отношения. Что такое капитализм — это распределение того, чего на всех не хватает. Новые технологии создавали материально-техническую базу для «равенства». Они уничтожали дефицит, создавая общество материального изобилия. Причём с наименьшими затратами. Когда можно строить автономные дома без централизованных источников снабжения, в которых канализация заменена полной переработкой отходов, а из переработки ещё и энергия получается. Люди получали возможность жить на куске территории, где нет полезных ископаемых, и строить там нормальную жизнь. И сводить торговый оборот к минимуму. Многие виды бизнеса просто исчезали. Это было намеренно остановлено.
Космический полёт — пожалуй, самый яркий пример. Можно назвать множество направлений науки и техники масштабом поменьше, которые были остановлены. Для меня всегда пример — так называемые гиропланы или автожиры, летательные аппараты, представляющие собой нечто среднее между самолётом и вертолётом. Обладая почти вертикальным взлётом, они экономичнее вертолёта во много раз. Их развитие после Второй мировой войны было пресечено. Невыгодно было корпорациям.
В медицине таких направлений много. Есть лекарства нового поколения, не антибиотики, более эффективные, но они ломают сложившуюся медицинскую систему, фармацевтическую промышленность. Под руководством академика Валерия Черешнева разработан фактически новый класс вакцин на очень интересной основе. Не развивается, потому что идёт в противоречие со сложившимся бизнесом.
Мы можем все эти затормозившиеся направления развить. На Западе большое сопротивление. А здесь всё и так разрушено, смысл делать именно это, прорываться.
«ЗАВТРА». Итак, состоялось и было услышано адресатом ваше обращение к президенту Медведеву. Как, что и почему?
М.К. Мы подошли к очень опасным временам. Деградация страны, её отставание не только уже от Запада, но и от Китая, Индии, от Советского Союза образца девяностого года продолжается. И конец будет трагичен. Сейчас страшная ситуация ещё и в том, что значительная часть элиты и общества против инноваций, против технократического, неоиндустриального развития. Им нравится разлагаться, воровать и умирать. Если это будет продолжаться, то и Россия, и русский народ долго не просуществуют. Надо что-то менять. Мною написано уже восемнадцать книг на тему возможного выхода из нашего ужасного положения, осуществлялся — иногда удачный, иногда нет, — поиск технологий, организационного оружия, людей, даже новых идей. Было создано некое видение будущего. Понятно, что картина не могла быть полной, но работа была проведена. Максим Калашников делал её не один, вместе с Сергеем Кугушевым, Юрием Крупновым, Родионом Русовым. Параллельно работал Сергей Переслегин. Но наступил некий кризис жанра, потому что многое было написано, возможности показаны, но движения вперёд не происходило, РФ всё глубже проваливалось в болото отсталости. Если в девяностые годы были надежды, то нулевые просто стали временем депрессии. Несмотря на огромный поток нефтедолларов, мы продолжали откат назад. В один из моментов подумалось: зачем критиковать власть, обзывать её страшными словами — всё и так ясно. Надо попробовать изменить ситуацию. И когда появилась статья Медведева «Россия, вперёд!», подумалось — а может, настал момент обратиться к власти? Если власть говорит, что хочет развития, если тот же Президент говорит, что хочет развиваться, то на что и на кого ему опереться? Я подумал и написал письмо, попросил коллег-блоггеров скопировать обращение. Мол, попробуем проверить серьёзность намерений власти. Честно говоря, никакой надежды на ответ не было. Думалось, что можно будет в очередной раз констатировать блеф. К тому же, письмо было написано в несколько хулиганском стиле. Но вдруг среагировали. И вот тут не то, чтобы появился шанс, но ситуация несколько изменилась. Появилась возможность, если не вступить в диалог, то в какое-то взаимодействие с властью. Я считаю, что здесь мы себя не предаём. Налицо ситуация почти сорок первого года, и если силы деградации и энтропии восторжествуют, то все споры между красными-белыми, элитой-народом и.т.д. перейдут в теоретическую плоскость — нас просто не будет. Сейчас главное — отодвинуть, отдёрнуть страну от пропасти.
7 октября была встреча с Собяниным. Сначала пообщались в департаменте оборонных отраслей и высоких технологий, потом принял Собянин. При мне всё было оформлено, стопка материалов собрана, письмо отправлено в РАН. Мы предлагаем поселения нового типа. Сам по себе город — инновация. В правительстве, кстати, сказали, что они сами думали об инно-граде. Но они понимали его как лабораторию, новый Академгородок. А мы предложили — все же не могут быть учёными — давайте это будет стержень, ядро города, а вокруг районы с обычными людьми, все социальные ниши будут заняты. Такой город будет моделью решения тех проблем, которые берут за горло РФ.
«ЗАВТРА». Не боишься ли ты, что и эти проекты будут использованы в коррупционных схемах?
М.К.Пусть на строительстве футурополиса украдут даже втрое. Всё равно эти деньги будут «освоены» и безо всяких проектов. Так давайте, пусть даже с воровством, — построим. А это всё равно, что выпустить джинна на свободу. Появляется футурополис — новый образец урбанизации и реально работает. Люди платят за тепло в разы меньше, живут в удобных домах, нарабатывают на одного работающего миллионы, потому что применяются сверхпродуктивные технологии. Такие примеры начнут тиражироваться, прибегут частные инвесторы и прочее. На свободу вырвутся такие силы, которые изменят систему. Ведь таким технологиям неизбежно нужен новый социальный строй.
Причём даже если какие-то технологии уйдут на Запад — не страшно, здесь будет подстёгнуто развитие. Люди, получив подпитку, создадут (и создают!) ещё более продуктивные технологии.
Более того, если здесь начнутся реальные проекты будущего — некогда «утекшие мозги» будут возвращаться. Потому что будет интересно. Чем где-то на корпорацию работать, создавать компоненты для губной помады — лучше получить простор для творчества на Родине.
«ЗАВТРА». Неужели, если положить на одну чашу весов уставшую коррумпированную страну, а на другую — проекты, — те перетянут?
М.К.Могут, имеют шанс. Главное, они могут вдохнуть веру в собственные силы. Альтернативы я не вижу. Общество разложено, оппозиция занимается не борьбой за власть, а грызнёй друг с другом. Создать массовое движение невозможно. Я был готов к валу ненависти со стороны либералов, но накат «патриотических сил» меня всё-таки удивил.
Налицо кризис озлобленной старой оппозиции, у сторонников которой выработался комплекс мазохистов. Проиграли всё, что можно, но вместо того, чтобы расчистить место новым силам, занимают территорию и предпочитают кидаться на всех, кто пытается сказать нечто новое… Понятно, что всё плохо. А что делать — рецептов-то не слышно?! Ведь и взять власть — не решение проблемы. Старые способы подъёма страны исчерпаны. Мы не сможем воспользоваться опытом тридцатых-пятидесятых годов, скопировать Китай, Швейцарию или Скандинавию.
Я призываю оппозицию вспомнить: и план ГОЭЛРО, и Комиссия по изучению естественных производительных сил России, а это начаток Госплана, — были созданы в 1915-1917 годах. То есть будущий Советский Союз, многие его планы родился ещё при царе.
И сейчас важно заложить основы новой России. То, что мы предлагаем, пригодится любой будущей России, какую бы она форму ни приняла: монархия, неосоветская республика или вообще нечто новое.
Речь идёт не о судьбе Максима Калашникова, не о судьбе его частного проекта, — речь идёт о будущем страны, русского народа. Нужны живые люди, не потерявшие веру в свои собственные русские силы.