Короткий эпилог к старой статье
Вадим Бакусев
О будущем пророчествовать легко, а говорить трудно. Впрочем, и о прошлом тоже: судить о нем легко, а говорить трудно. Яснее всего настоящее, ведь оно перед глазами; оно и служит точкой опоры в том и другом случае, вернее в целых четырех случаях. Но и настоящее как точка опоры — зыбкая почва, точнее, не само настоящее, а глаза, которые на него смотрят. Тут очень легко ошибиться — и уже не говорить, а пророчествовать или судить. Трудно ошибиться лишь в одном случае — если перед тобой мертвечина. В ее наличии убеждают не только глаза, но и все прочие органы чувств, в особенности обоняние.
Много лет тому назад, в 2004-м, под впечатлением известных терактов 2001-го, тогда еще относительно свежих, я написал эссе «Конец света и новые ассасины», где попытался объяснить эти трагические события предположением о бессознательной, автоматической в глубинно-психологическом смысле защитно-агрессивной реакции традиционной цивилизации — в лице исламского фундаментализма — на то смертельное и смертоносное извращение жизни, которым уже давно является цивилизация западная. Прошедшего с тех пор времени достаточно, чтобы посмотреть, насколько и в чем я был прав или не прав и как, в какую сторону изменилась за эти годы ситуация.
Мой вывод о «конце света», то есть света западной цивилизации, остается для меня незыблемым, мало того, он только укрепился, получив невиданные и неслыханные раньше убедительные наглядные демонстрации, которые незачем здесь приводить — они постыдно очевидны всем, у кого есть хотя бы посредственные глаза и уши, а теперь еще и обоняние, даже не очень чуткое: резкий, отвратительный запах западного разложения невозможно не заметить, отмахнуться от него, поскольку его ядовитые миазмы охватили уже весь мир. Сложилось за это время и окончательное понимание причин названного глобального исторического процесса — оно зафиксировано в моей книге «Лестница в бездну. Ницше и европейская психическая матрица», писавшейся в 2008—2009 гг. и опубликованной в 2012-м, и в нескольких моих недавних очерках. Пересказывать все связанные с этой темой свои основные идеи я не стану, в технических целях считая их уже известными, а оценивать их убедительность — не мое дело.
Западная цивилизация — пока не столько труп, сколько то, что в ее собственных рамках достигло своего бессознательного самоописания и бессознательного же самопереживания в виде дикого ужаса и отвращения как зомби, «умертвие», по-русски навь, живой труп, наделенный только одной волей: ассимилировать все живое без разбора, то есть духовно умертвить его. Этот живой труп еще не закопан в землю и потому проявляет большую постмортальную активность в виде насильственного насаждения демократии, свобод и «ценностей».
Проблеск такого понимания западной цивилизации сложился у меня давно, еще в середине 1980-х, в условиях заметного дефицита правдивой и актуальной информации. Но общего и специального (я историк зарубежной философии) представления о духовной жизни Запада, или, грубо говоря, о том, «кто был после кого» не только в философии, но и в искусстве, науке, политике и т. д., мне хватило, чтобы уже тогда сделать для себя вывод: ее постыдная тайна — это тайна живого автомата. Триггером, «щелчком» для внезапного озарения мне послужила при этом самоуверенная идея Лейбница о том, что Вселенная — это бесконечный механизм, то есть такой механизм, который сохраняет свою механическую сущность в любой из своих потенциально бесконечно малых частей. Эта идея и была философским самоописанием западной цивилизации Нового, новейшего времени и всех следующих, уже, надо надеяться, совсем недолгих ее времен.
Быстрое разложение, саморазрушение, «Великое Одержание» Запада на протяжении жизни одного поколения — большое преимущество в смысле познания этого всеупрощающего процесса. Холодное, отстраненное познание необходимо для объективного анализа, но совмещается с сочувствием: ведь это Одержание — жизненная, духовная, а то и физическая трагедия для многих на Западе, не вписавшихся в происходящее там и, скорее всего, не понимающих сущности происходящего с ними — иногда такие люди не сидят сложа руки, а действуют самым нелепым, смертоносным образом, как, к примеру, известный норвежский террорист. К тому же западное Одержание, увы, не ограничивается одним Западом, оно в той или иной степени затрагивает и других, в том числе и Россию, так что мы можем испытывать все его «прелести» на себе, хотя для нас этот процесс, по сути, чужд, вторичен и ослаблен.
«Прелести» саморазрушительного Одержания включают в себя в том числе и международный терроризм как неизбежную и тоже разрушительную ответную реакцию в рамках как-никак физически единого мира. Изменилось ли с 2005 года что-то в сущности этого глобального явления?
Прежде всего: терроризм даже при его строгом ограничении до исламского терроризма (потому-то в моей старой статье его представители были названы ассасинами, адаптированным к французскому языку арабским словом, означающим «гашишники», то есть «принимающие гашиш») — явление многосложное, включающее в себя различные псевдоморфозы, сложные смешанные формы. К ним, к этим псевдоморфозам, я отношу разного рода террористические объединения, возникновение которых было спровоцировано или санкционировано Западом в интересах геополитической борьбы — ослабления и разрушения непослушных мусульманских стран и их подчинения себе, не столько даже для прямой эксплуатации, сколько для того, чтобы не допустить влияния в этих странах России и Китая. Классический пример таких махинаций, к счастью, не удавшихся, совсем свеж — это недавние погромные события в Казахстане, за которыми, несомненно, стоят террористы.
Эффект от деятельности таких группировок, на который рассчитывал Запад, оказался очень сомнительным — орудие подчиняется плохо, срабатывает непредсказуемо и вообще неправильно, а иногда обращается против своего пользователя; «пистолет» то и дело дает осечку или взрывается в руках незадачливых стрелков. Здесь то и дело раскручивается карусель взаимного уничтожения: принцип «я тебя породил, я тебя и убью» иногда реализуется Западом, а фундаменталисты то и дело отвечают обратным «ты меня породил, я тебя и убью».
У них, этих стрелков, кстати, очень можно подозревать еще один мотив, вполне рациональный с их точки зрения: перенаправить потенциально опасную для Запада энергию агрессивного протеста мусульманского фундаментализма с внешних целей на внутренние, заставить фундаменталистский ислам поедать самого себя. Если так, неэффективность этих группировок для геополитической борьбы уже не имеет большого значения. Они же заодно бывают и орудиями устрашения и предупреждения не слишком послушных союзников — таковы курдские группировки в Турции и сопредельных с ней странах. Подобного рода террористы в конечном счете оправдали возложенные на них Западом надежды, пожалуй, везде, кроме стойкого Ирана, который их к себе не пускает.
Особый случай — афганские талибы, некогда буйные союзники классических террористов Аль-Каиды. Их сущность, по-видимому, претерпела заметные изменения за то время, когда они были в своей стране не у власти. Теперь они, кажется, очень хотят сойти за уважаемое национально-освободительное движение, добившееся власти законным путем изгнания иностранных интервентов и поддержанное народом. Их флаг явно — традиционные ценности и в первую очередь, конечно, религия ислама, но на этот раз в более цивилизованных и потому потенциально всюду приемлемых формах.
Соответственно они изо всех сил стремятся показать, что больше уже не террористы и не страшны никому из окружающих; мало того — что и сами борются с настоящими ужасными террористами в своей стране. В этом отношении талибы уже немного напоминают и хотят напоминать Иран. Какова же подлинная природа этих настоящих террористов, судить пока трудно: они то ли остаются орудиями Запада, ведь тот талибам все-таки хочет отомстить, да и вообще держать Афганистан в напряжении, то ли пытаются сыграть самостоятельную роль, сугубо местные причины чего отсюда сразу не видны.
В конечном счете это — нынешнее положение тамошних дел — и было одной из двух главных целей, которых добивались и добились США. А если они не добились своей второй, более важной для них цели — утверждения своего господствующего влияния в Афганистане, — то тут уж им пришлось пойти на компромисс; их внешне позорный уход из этой страны поэтому — отнюдь не чистое поражение. Принципиальный компромисс достигнут и для самого Афганистана — в психологическом смысле: их протест, да и то адаптированный и ослабленный, против западной цивилизации теперь, по крайней мере по замыслу талибов, реализуется только строго в границах Афганистана. По крайней мере, такова вырисовывающаяся на данный момент тенденция, которая, вероятнее всего, будет со временем только укрепляться, тем более что она, несомненно, будет поддерживаться Россией и Китаем.
Но подлинные ассасины, подобных которым я описывал в 2004-м, возникают всякий раз там, где исламский фундаментализм в своей доктринальной или бытовой форме вступает в непосредственный контакт с Западом. Это, во-первых, обиженные, возмущенные и отчаявшиеся мусульмане в странах, подвергшихся насилию и унижению со стороны Запада, — в условиях оккупации они своими глазами видят и на своем опыте переживают мертвечину, которую тот несет с собой всюду. Здесь в принципе ничего не изменилось — причины, следствия и мотивы остались все теми же, что и двадцать лет тому назад.
Зато, во-вторых, за это время возникло сравнительно новое явление — миграция мусульман, в том числе фундаменталистского толка, из обиженных Западом стран в Европу. Эти люди по большей части не собираются «интегрироваться» в новую жизнь — они приехали, с одной стороны, за лучшей жизнью, а с другой — все-таки ради мщения. Из них-то и получаются настоящие террористы-ассасины, убивающие европейцев совершенно искренне и убежденно.
В их глазах те уже и так по ту сторону всякой жизни: ассасины инстинктивно чувствуют, что имеют дело с «зомби», давно потерявшими человеческую природу. А живые люди, которыми они, террористы, себя считают, призваны уничтожать зомби, как опасных, ядовитых насекомых, несущих угрозу и настоящему, и будущему человечества. Такова подлинная глубинная психология террористов этого толка; я только правдиво описываю ее, и мое описание — не их косвенное оправдание, как предположили некоторые «либералы» вскоре после публикации моей давней статьи (такое предположение — факт и проблема психологии самих «либералов» с их бессознательными комплексами).
А что делать с мигрантами, питательной средой ассасинов, и каковы их дальнейшие перспективы — дело самих зомби. Решать его силой они явно не осмелятся, так что будут рассчитывать на их ассимиляцию путем подкупа, а не на культурную ассимиляцию: ведь культуры в Европе давно нет, а деньги, смертоносное оружие Запада, пока есть. Через два-три поколения мигрантов эта стратегия вполне может сработать и, скорее всего, сработает, ведь мигранты — в сущности, дикари, а дикарей легко соблазнить и навсегда изменить «зеркалами» и «бусами». Проблема только в том, останется ли еще у Европы достаточно ресурсов для этого.
Наконец, надо осветить еще тему индивидуального «самотеррора» на Западе — и в Америке, и в Европе, да, кстати, и, в качестве заимствованного явления, иногда и в России тоже. Эту тему в своей старой статье я едва затронул — не было еще Брейвика и его консортов, людей одной с ним судьбы, только менее известных по причине меньшего числа жертв. Они относятся к тем отчаявшимся, о которых речь шла выше и которых сто лет тому назад в общих чертах предвидел Герман Гессе в романе «Степной волк» (он представлял их себе отчаявшимися, разочарованными в современной жизни интеллигентами, стреляющими из винтовок или ружей по любым автомобилям на улицах на поражение; теперь это люди скорее свихнувшиеся на почве того, о чем я скажу ниже, и малообразованные).
Между ними и «обыкновенными» мусульманскими ассасинами есть и приблизительное сходство, и разительное, существенное отличие. Сходство в том, что те и другие представляют ответную бессознательную реакцию на современную смертоносную зомби-цивилизацию со стороны других цивилизационных исторических линий. Отличие же в том, каких именно.
Если ассасинский террор — реакция восточного средневековья в его самом диком выражении, средневековья, еще продолжающего жить в душах множества людей, то индивидуальный «самотеррор» западных «десперадос», отчаявшихся, выражает их внутреннюю принадлежность к ныне призрачному цивилизационному направлению, давно оставленному и обгаженному Западом, — направлению культуры. Эта принадлежность и оппозиция настоящему остро переживаются ими как страшная личная трагедия, но плохо осознаются. А если бы они осознавались хорошо, то западные десперадос поняли бы, что втыкать нож в труп и пинать его ногами бесполезно и вообще некрасиво — европейская культура умерла раз и навсегда; ее не воскресить никаким способом, а тем более убийством. Этого не понимают ни ассасины, ни десперадос, и тут еще одно сходство между ними.
Общий вывод: мои прежние идеи о терроре как явлении массовой психологии сохраняют свою силу и актуальность; другие мотивы терроризма — социальные, политические и т. д. — я считаю вторичными в отношении глубинно-психологических. Новые явления только вносят в общую картину дополнительные страшные краски и отвратительные запахи все большего разложения.
Январь 2022