(картинки будущего)
Вадим Бакусев
Интересная статья Максима Калашникова «Трилон и перисфера против серпа и молота» (часть 1; часть 2) дает богатую почву для самых разных выводов, а заодно хороший повод взяться за ее же главную тему, но обработать ее по-своему.
Эту тему автор формулирует как вопрос: «Как вышло, что СССР, созданный как страна-первопроходец и царство футуристики, сам отказался от роли пионера и демиурга грядущего? Сам сломал оружие Победы (…) и не смог соединить его с дерзким воображением?». Он приводит интереснейшие факты о Всемирной выставке в Нью-Йорке 1939 года (к своему стыду, я о ней ничего не знал), а суть дела сводится к одному: США, ее интеллектуальная и промышленная элита, сумели создать для своей страны и всего мира крайне привлекательный концептуальный, хорошо продуманный образ будущего, а именно желательного будущего, и в течение следующих 20-30 лет воплотить, по крайней мере в основных чертах, этот образ в действительность.
Образ желательного будущего, оптимистичный, многообещающий, был представлен на той выставке в убедительно конкретных красках и формах, в виде наглядных макетов, и посетителям было очевидно, что последние в ближайшем будущем станут достижимым для многих настоящим. А фантастическая литература, обильно издававшаяся в то время в Америке, только подкрепляла этот образ, обозначая траектории развития науки и техники. (О достижениях культуры на этой выставке ничего, видимо, не было, хотя сами достижения, пусть и весьма скромные, вторичные, были, отмечу от себя.) Народ США принял представленный образ своего будущего на вооружение с энтузиазмом и, как уже сказано, в значительной степени воплотил в жизнь. Но уже в 1970-1980-е годы благополучие этого воплощения образа оборвалось по причинам, связанным с экономическими закономерностями капитализма.
Примерно в то же самое время, что и выставка 1939 г., в СССР сложился свой визуальный образ будущего, представленный в основном на ВДНХ. Он, по М. Калашникову, оказался не столь удачным и зримо убедительным, главным образом потому, что демонстрировал уже достигнутое, а советские призывы к будущему выражались только в идеологической работе партии, работе, лишенной всякой наглядности. Фантастика же в СССР была, но власти не давали ей широкого хода, а «мир Полудня» А. и Б. Стругацких так и вообще появился слишком поздно. Итак, зримый и убедительный образ будущего в СССР не сложился, а сам СССР потерпел крах из-за вырождения элит. Это было максимально сжатое резюме статьи М. Калашникова.
А теперь — некоторые мысли, на которые эта статья наводит. Несомненно, образ желательного будущего для исторических общностей — вещь наиважнейшая. Без него жизнь народов попросту невозможна. Он всегда был даже там, где его никто в явном виде не формулировал, а именно в виде общего, самого простого представления о том, что завтра (крайне желательно) жизнь будет по крайней мере не хуже, чем вчера. Чуть сложнее он был при продвинутых монархиях — «под властью цезаря — порядок, закон (, и тогда) благосостояние», вчера, сегодня, завтра и всегда. Философы предлагали его в виде утопий, к примеру, у Платона идеальное государство — то, что приобщено к идее справедливости и Блага. Но до американцев еще никто не показывал народам наглядные макеты вещей и воплощенные в этих макетах образцы того, что обещано им в ближайшее время как смысл и стиль жизни.
А что они обещали своей публике? Только то, чего публика всегда хотела и что она уверенно, самодовольно заказывала. Кстати, М. Калашников не прав в том, что образ будущего, представленный на ВДНХ, не сложился. Да, это был в прямом смысле образ настоящего, но, показывая народу, к примеру, свиней и свеклу в два раза больше обычных, устроители выставки подспудно внушали, что завтра так будет не только здесь, а везде. Так что это был именно образ будущего, и притом в точности такой же, как американский, — будущего вещей, будущего изобилия: мечта украинца. Разве что, в отличие от американского, внешне он (образ, а не украинец) был щедро изукрашен зримыми и ощутимыми символами светлых идеалов вроде братства народов.
Зато все это «великолепие», быть может, уравновешивалось титаническим символом металлических «Рабочего и Колхозницы», с трудом — в обоих смыслах — шагающих в свое великое будущее, оказавшееся таким недолгим. Подобный символ был заведомо немыслим на американской выставке.
Нынешняя выставка-форум «Россия» тоже представляет в основном образы производственных, материальных достижений (а что же еще представлять?), но на ней, помимо неизбежного официоза (заказные выступления министров, актеров и людей того же замеса), идут концерты, творческие встречи, обсуждения — одним словом, «идейное» наполнение, во многом пародийно и жалко, иногда на откровенно «детсадовском» уровне, повторяющее классическую советскую ВДНХ.
Экспозиция «Культурный код», к примеру, показывает… магазинные манекены с модной одеждой. Основной упор духа выставки сделан на госуслугах (разумеется, самых удобных, цифровых) и на бизнесе. Творчество и наука — лишь в той мере, в какой они ему служат. Тема «Труд — это круто» немедленно и напрочь увязана с «карьерным ростом», то есть, в перспективе, с социальным статусом и (а как же иначе!) благосостоянием. А если речь там идет о туризме и курортах, то облигатно с точки зрения в первую очередь «экономики», иными словами, заработка, то есть того же бизнеса, а отнюдь не здоровья и хоть какого-нибудь познания мира. Патриотизм, дежурный и иногда подлинный, разумеется, прилагаются. Культура тоже рассматривается, видимо, как товар или по крайней мере деньги: «Культура — инвестиции в будущее».
Конечно же, ни одна такая выставка никогда не была предназначена для того, чтобы формировать у посетителей конкретный образ будущего, а тем более далекого и общего. Они созданы для того, чтобы что-то продемонстрировать, похвалиться: «Вот чего мы достигли, вот что у нас есть!». Исключение составляет тут все та же американская выставка 1939 г. — она настойчиво предлагала изумленному зрителю именно образ его ближайшего желанного будущего. Но все они без исключения так или иначе выражают дух того общества, которое их проводит. Какой дух, например, выражает выставка 1939 г.? Дух довольства и самодовольства как предела мечтаний всякого американца (а заодно и украинца, и китайца, и, может быть, увы, нынешнего типичного русского) — не более того.
Довольство, правда, в некоторой степени и должно быть свойственно демонстрации достижений, но ни в каком довольстве нет и не может быть духа. Ведь показывают только то, что уже есть. А дух — это осознание того, чего еще нет, но что позарез нужно, то есть та или иная «трансцендентная» ценность, а именно такая, которая превосходит существующие ныне ценности. (Выставка «Россия» проявила бы дух, если бы показала, чего уже нет в России, но что позарез нужно, — зияние культуры как системы ценностей.) Дух всегда — это дух и образ будущего; без духа нет образа будущего. Выставки способны показать то, чего еще нет, например, города и транспорт будущего, как на американской выставке, и в этом смысле они могут проявить некоторый «дух», какой имеется в виду в распространенном выражении «в таком вот духе». Все дело только в том, какой это дух, что нужно ему позарез, к чему он устремлен. Об американской выставке я уже сказал: ее дух — это дух довольства и самодовольства, ее ценности — это ценности обывателя, продолженные в будущее.
Что же касается двух русских выставок — оригинальной советской ВДНХ и той, что теперь проходит на территории ВДНХ, — то обе участвовали и участвуют в формировании образа будущего России лишь очень косвенно: в духе «завтра все будет еще лучше, чем сегодня». А вот явные нынешние образы будущего с этой выставки — не образы его, а просто картинки. «Согласно исследованию НИУ ВШЭ, (…) выставка формирует образ будущего в глазах россиян, демонстрирует уверенные позиции России в технологическом развитии. (…) Люди находят здесь ответ по поводу образа будущего», — не совсем грамотно заявил, например, представитель этой самой ВШЭ.
Образ будущего упоминается также в связи с профориентацией, с отдельными территориями вечной мерзлоты и т. д. И уж совершенно неизвестно почему пишут о том, «как прокачать мышцу креативности, как творчески использовать скетчбук» и несут прочие пустяки и отвратительную чушь, которую сулит любознательным посетителям мастер-класс «Сила воображения: желаемый образ будущего», заявленный на этой выставке. А еще — «участники лекции (?) узнают, как строитель создает архитектурные шедевры на века, формирует среду жизни человека, задает динамику городским пространствам и строит образ будущего». Видимо, это — «на века»! — делает любой современный российский строитель. Типичный нынешний российский журналист, садись, два. Не напоминает ли, кстати, такая афиша старую добрую американскую выставку с ее чудесами будущего градостроительства?
Другого образа будущего отыскать на этой выставке (правда, я искал его только в интернет-презентации выставки) мне не удалось, разве что какого-то «цифрового», уж и не знаю, что это такое, хотя и понятно, что это что-то нечеловеческое, а если и человеческое, то в последнюю очередь. Если считать, что выставка «Россия» — квинтэссенция всего лучшего, что у нас сейчас есть, то это полное фиаско, деградация означенного образа в отношении раннесоветского, сложившегося еще до первой ВДНХ. Во всем остальном выставка вполне пристойная, хорошая.
Отсюда — из многочисленных попыток упомянуть об образе будущего, заговорить о нем хоть как-то — видно, что образ будущего России (как и ее возможная национальная идея) как-то бессознательно томит и устроителей выставки, и множество иных лиц в последние годы. А томит он потому, что его нет (кроме, разумеется, такого, чтобы и впредь «все было не хуже, чем сегодня, а может, и лучше»). И в этом отношении исторический крах по вине нынешней выставки из-за отсутствия именно на ней образа будущего России не грозит — ведь как может потерпеть крах то, чего нет? Но нет, за редкими исключениями, и осознания этого «нет», а, значит, нет и духа будущего.
Образы будущего и национальные идеи невозможно изобрести, если их нет в самой толще народного духа, интегрального бессознательного. Такие образы и на их основе идеи должны долго вывариваться, вымучиваться народом как целым. И только когда они дозреют в своей муке, кто-нибудь рано или поздно неизбежно выразит и сформулирует их как полноценно связанные с жизнью. Потому-то в свое время и не сработал советский образ будущего — он не совпал с бессознательным образом из народной души, поскольку его просто не было. А пока на нынешнем отрезке истории в русском бессознательном можно наблюдать конкуренцию двух взаимоисключающих сверхактивных ядер — все тех же древних образов потребительского Рая, Рая довольства и благосостояния, и Рая справедливости, всеобщего братства. Выигрывает явно первый из них, и притом с огромным преимуществом. Но и второй не собирается сдаваться — Россия все еще иногда продолжает порождать «желающих странного» (снова Стругацкие). Когда-нибудь, возможно, эти два сверхактивных ядра интегральной народной психики нащупают компромисс, обещанный, но не достигнутый в свое время коммунистами, и сильно обновленный.
А пока Россия продолжает почти слепо, покорно и бессильно брести по старому болоту, по грязному вражескому следу тупого довольства и самодовольства. Но на площади перед старо-новой выставкой ВДНХ все так же гордо и одиноко высится исполинский, металлически сверкающий символ Рабочего и Колхозницы, а неподалеку — столь же символическая взлетающая в небеса ракета.
Февраль 2024