Вадим Бакусев
Речь пойдет о паранойе как психическом заболевании коллективного, а не индивидуального уровня, хотя коллективные явления, конечно, всегда выражаются через индивидуальные — через их сумму. Многие особенности душевной, а, значит, и материальной жизни народов Запада, уже давно находящейся под властью матрицы, могут быть поняты только на основе этой в высшей степени неприятной констатации — матричная психика облигатно, неслучайно давно поражена паранойей.
Паранойя считается практически неизлечимой болезнью. Теоретически она излечима в случае коренного изменения основ личности (в общепринятом психологическом понимании) и долгого реабилитационного периода. В случае матрицы[1] шансы на такое изменение — тоже чисто теоретические, то есть призрачные. Попробуем понять психологическую сущность, то есть причину матричной паранойи.
Начнем с того, что сущность матричной психики, коротко говоря, — крайнее оскудение, обмеление и пересыхание, оничтожествление, нигилизация сознательной части души вследствие ее самоизоляции от бессознательного и полной герметизации в модусе рассудка и, значит, патологическая альтерация всей естественной структуры психики. В результате из жизни почти полностью выпадает здоровая эмоциональная функция психики, а, следовательно, и способность к эмпатии. Но наибольшие, и притом наиболее фатальные изменения происходят с человеческим «я», и индивидуальным, и коллективным.
В результате нарушения естественного психического баланса в пользу сознания сознательное «я» становится в центр искореженной психики, а точнее, в центр сознания, и начинает играть в нем исключительную, абсолютно командную роль. Оно чувствует себя не просто важным, а самым важным, и потому раздувается, подвергается инфляции и гиперинфляции — на его месте образуется гигантский пузырь, надутый пустотой, ведь его увеличение в объеме происходит не вследствие собственного роста, дающего наполнение, а вследствие насильственного изменения ролей: «третий слуга» из перечня действующих лиц занимает место главного героя пьесы человеческой жизни.
Оболочка, внешняя граница «я», говоря метафорически, увеличивается в площади в ходе гиперинфляции и становится предельно тонкой, а ее обладатель — «тонкокожим». Он чувствует все воздействия внешней среды, то есть окружающих людей, с тысячекратной силой, а, значит, переживает их максимально остро и крайне болезненно. В нем нарастают тревожные ожидания и подозрения, вызванные малейшими, даже ничтожными поводами; окружающее, мир он ощущает как угрозу, мало того, в периоды обострений — как «империю абсолютного зла» или, под другим углом зрения, как царство бессмыслицы и повод для нигилизма. Все нацелено на него, и притом с намерением причинить ему ущерб, как минимум унизить, оскорбить. Он напряженно, с ужасом ждет нападения со всех сторон. Неадекватные ожидания ведут к ложным интерпретациям событий и намерений окружающих, а ложные интерпретации — к когнитивным или перцептуальным искажениям вплоть до ситуативных галлюцинаций. Соответственно изменяется, а именно искажается, вся картина мира параноика, его мироощущение.
Отсюда защитная активность параноидного «я» как первая, «автоматическая» реакция в виде упреждающей агрессии, которая может выражаться в разных формах, от физической до интеллектуальной. Но в периоды между разрядками накопившегося напряжения в виде агрессии и неадекватности восприятия параноик сохраняет трезвую последовательность мышления в практической жизни (в первую очередь по названным признакам и можно уверенно отличить паранойю от естественной осторожности и предусмотрительности здорового человека). Эти выводы относятся не только к индивидуальной, но и к коллективной психике, а именно к психике европейской матрицы, воплощенной в западной цивилизации. Рассмотрим параноидные проявления в ней поближе, учитывая, что место личного «я» тут занимает коллективное «я», и список угрожающих объектов становится поэтому более широким, но и менее специфическим в отдельных пунктах.
Душевный мир западного человека, человека матрицы давно зияет огромными дырами, которые сводят его к минимуму, низводят до ничто. Эти дыры заполняются параноидными ожиданиями во всех сферах жизни, и в первую очередь — в сфере самооценки. Паранойя — следствие извращенной, болезненной психологической форсированной компенсации ничтожности маленького человека, в данном случае массовой компенсации. Ее проявления — столь же форсированные, утрированные чувство собственной важности, сентиментальность, жалость к себе, потакание себе. В конечном счете на этом пучке чувств основана и знаменитая европейская hybris, наглость, известная уже больше столетия.
На этой основе в параноидном коллективе развивается целый ряд психологических комплексов, которые сами по себе могут и не быть связаны с паранойей, но встроены в общее болезненное состояние общества. К примеру, если желание во что бы то ни стало отсрочить конец своей жизни, прожить как можно дольше естественно для любого человека, то распространенные на Западе мечты об искусственном продлении жизни «научными средствами», заморозкой мозга, созданием его цифровой копии с последующим воскрешением в неопределенном будущем и внедрением в какое-нибудь новое тело — уже не естественны, а, значит, болезненны.
Тем более болезненно жгучее желание бессмертия, достижимого тоже «научным», механическим, легким путем. Бессмертное, хотя и бессмысленное ничтожество обретает в своих глазах по крайней мере видимость достоинства, которого в конечной, смертной жизни безнадежно лишено. А бессмертие, обещаемое религией, для ничтожества, на глубинном уровне трезво оценивающего себя, слишком ненадежно: уж очень для него велика вероятность не попасть в рай, а иначе оно не согласно.
Этот ряд ожиданий прямо продолжается в настоящих фобиях о естественном «конце света» (впрочем, и о конце света «по древним предсказаниям», уже не сбывшимся), пришедших на смену христианским. В мечтах уже воображая себя бессмертным, ничтожество дрожит теперь от ученых вычислений, грозящих Земле гибелью, — и совсем скоро, от столкновения со сказочным монстром-астероидом, и в конечном счете, то есть, например, в результате эволюций Солнца через миллиарды лет. Ведь в таких условиях ученые уже не гарантируют ничтожеству бессмертия, и потому оно серьезно и жадно внимает рассуждениям о сроках, как «во время оно» со страхом внимало проповедям о втором пришествии. И тот страх, и нынешний, которым ничтожество пугает себя, совершенно иррациональны и уже хотя бы поэтому болезненны.
Будущее вообще — очень сильный параноидный комплекс матричного человека. Он простирается от забот о личном материальном благополучии и желания во что бы то ни стало защитить его (кредиты, страховки, вклады и проч.) и до личностных проекций на «судьбу человечества» в модусе исключительно предусмотрительности («как бы чего не случилось»), связанных с навязчивыми страхами («Солнце взорвется»). Будущее пугает уже как таковое, а потому матричный человек предпочел бы жить в непроницаемом для угроз коконе некоего nunc stans, застывшего «сейчас», этой слабой надежды на бессмертие.
Повышенный градус эмоций, сообщающий им, а вместе с ними и сознанию, неадекватность, свойствен и ожиданиям западного обывателя, относящимся к ядерной войне, главным образом, конечно, с Россией. Угроза ядерного конфликта вполне реальна, но паранойя матрицы только повышает его вероятность — вспомним пресловутого американского чиновника, который, как говорят, некогда выпрыгнул из окна с криком «Русские идут!» (и разбился насмерть). А если в последнее время «наши уважаемые партнеры» вдруг перестали видеть в ядерной войне смертельную угрозу, то это свидетельствует лишь об эмоциональной и общей психической неустойчивости, верном спутнике опасной душевной болезни.
Многочисленные другие фобии тоже относятся к параноидным ожиданиям. Такова первобытная ксенофобия, плохо прикрытая ложным, экономически и политически вынужденным дружелюбием «мультикультурализма» и «разнообразия». Чужие опасны — часто это оказывается правдой, особенно если они приходят насильственно или просто навязчиво. Но у параноика «чужие» — категория еще и проективная: в нее включаются даже плоды воображения, к примеру, пришельцы, то есть инопланетяне. Их представляют по большей части враждебными, чуть ли не людоедами; даже «серьезные» ученые, занятые поиском «инопланетного разума», еще не найдя их, уже важно высказывают опасения по поводу этой химеры.
Другая хорошо заметная фобия матричных обществ — упомянутые выше «русские». Они тоже чужие, «не такие, как мы», вызывающие совершенно иррациональные страх и ненависть, хотя только один раз дали для них Западу более или менее рациональный повод: это была теория перманентной мировой революции и соответствующий ей политический институт, Коминтерн (1920-е — середина 1930-х гг.). Но под слоем искренней паранойи (а она всегда искренняя, ее нельзя имитировать или наиграть, потому что проявления ее сугубо всамделишные и жесткие) скрывается и щедро подпитывает ее простой материальный интерес — русские природные ресурсы и территории навсегда. О других причинах западной русофобии см. мою статью «Целый ад русофобии» (2022).
Отчаянный экологический алармизм, если вычесть из него явный политический, то есть холодно рациональный, прагматический мотив, — еще одно проявление паранойи. Конечно, у него определенно есть реальные причины, глобальное потепление климата и связанные с ним негативные явления всякий чувствует на себе уже несколько десятилетий. Но успокоительные, в том числе и научно обоснованные объяснения естественных причин потепления (сам я не выношу никакого вердикта и сдержанно отношусь к обеим возможностям, естественной и антропогенной) никак не могут пересилить панику, даже если она вызвана сознательным обманом: ведь чтобы обман сработал, надо хотеть быть обманутым, надо ждать подвоха еще и со стороны природы.
Кстати, у желания быть обманутым есть вполне корыстный фон и мотив — «неправильным» использованием природных ресурсов (сжиганием нефти, газа и проч.) прикрыть одну из неоспоримых причин экологического бедствия, а именно перенаселение, искусственно раздутое производство и паразитическое потребление. Относительно здоровое меньшинство на Западе уже поняло это, но параноидное большинство постоянно компрометирует такое понимание, мощно апеллируя к «общечеловеческим ценностям», отвергать которые и здравомыслящим людям как-то неудобно: слово «мальтузианство» стало жупелом, мало того, обвинением; правда, такую позицию можно хоть как-то понять у нас в России с ее искусственной депопуляцией.
Параноики вообще склонны пугать себя всем «глобальным», к примеру, пандемиями, и чем «глобальней» угроза, тем больше ее принимают всерьез и мультиплицируют — со времен «ковида» прошло совсем немного времени, а сколько раз уже звучали так и не сбывшиеся угрозы, гласящие о новых, еще более страшных казнях египетских! О настоящей причине той, недавней, и другой, очень похожей, но уже далекой от нас болезни, «испанки», предпочитают не задумываться, руководствуясь только болезненными эмоциями и скрупулезными поисками виноватых, всегда «чужих». Между тем она проста и очевидна — это длительная негигиеническая скученность людей, животных и их отходов в одном месте и в конечном счете все то же перенаселение, в случае ковида — на каком-то уханьском рынке и вообще в Китае, в случае испанки — в полных крыс окопах Первой мировой.
Паранойя хорошо сочетается с ананказмом — перфекционизмом, сопровождающимся мучительными, все новыми поисками несовершенств в сделанном и его постоянными навязчивыми переделками: под параноидные подозрения и сомнения тут попадает сам человек как деятель и все, что он делает. Таково отношение современного матричного человека к своему здоровью, такова же политика производителей в сфере информационных технологий с их постоянными «обновлениями», проверками и перепроверками паролей: все это связано с требованиями безопасности, уже чуть ли не пересиливающими другие функции соответствующей техники. Конечно, вся эта защитная активность, как всем известно, небеспочвенна, но компьютерные мошенники — такие же порождения матричного общества, как и производители информационных систем.
Несовершенной и требующей ананкастических улучшений в последнее время негласно уже признается и святое святых матрицы — сама демократия. «Угрозы современного мира» все растут, и ее будто бы защитных возможностей уже недостаточно, а потому она постепенно уступает место чему-то отчаянно похожему на тоталитаризм, фашизм, — ведь он способен эффективнее, бодрее, чем расслабленная «гнилая демократия», отразить угрозы, исходящие от русских, пришельцев, китайцев, микробов, террористов, мигрантов, пандемий и т. п.
Паранойя — болезнь всесторонняя в смысле предметов, которые способны ее вызывать у склонных к ней лиц, а уж тем более целых обществ. Я мог бы привести и в общих чертах охарактеризовать еще множество таких предметов, но ограничусь тем, что просто назову их и иногда двумя словами намекну на их параноидную подоплеку, дав читателю возможность, если ему будет угодно, самостоятельно проследить соответствующие мыслительные траектории, благо у нас есть отечественные аналоги матричных явлений.
Реальность как таковая (бегство в виртуальную реальность, в компьютерные игры). Страх наказания (смягчение уголовного законодательства — ведь ничтожество хорошо знает, что и само может оказаться в наручниках). Бедность. Любовь и сильные, чистые чувства вообще. Выдающийся человек как предмет страха и ненависти (убийство Джона Леннона и проч.). Боязнь всего подлинного, любовь к подделкам и всему ничтожному, то есть ни к чему не обязывающему (поддельные, часто извращенные чувства и отношения, поддельные культура, искусство, наука, история и т. д.). Страх перед коллективной исторической и личной человеческой ответственностью. Бог (давно «убит», по Ницше, из страха убежденными грешниками). Инакомыслие (начиная с еретиков, ведьм и коммунистов). Ненависть к любому превосходству (ничтожество априори подозревает в нем личный вызов, подвох, ложь), рессентимент; стремление подавить превосходящую личность или по крайней мере игнорировать ее. Новоголливудская мимика (в кино, в отличие от классической голливудской, естественной) — гримаса брезгливого страха выражает и замещает почти все серьезные эмоции. Привычная улыбка при встрече с любым незнакомцем («я тебе не угрожаю и потому ты мне не угрожай»).
«Болезнь по имени человек» (Ницше), болезнь к смерти только усугубляется на Западе, и паранойя, эпидемия психической неадекватности, охватившая матричные общества, — лишь одно из ее проявлений. То, что еще осталось здорового, нематричного у нас, в России, должно быть осведомлено и предупреждено о ней, но сохранять трезвость оценок и не впадать при этом в излишнюю подозрительность.
Март 2025
[1] Справедливости ради надо сказать, что ею страдают и некоторые нематричные народы, а именно географически изолированные с самого начала своей истории горские; но причины и симптомы заболевания в этом, как и во множестве строго индивидуальных случаев, другие.