Вадим Бакусев
Сила и бессилие в истории и судьба человеческой цивилизации и культуры — темы, накрепко связанные друг с другом. Начну с первой из них на примере государств.
Речь пойдет здесь не о той силе, которой государства в разных видах меряются друг с другом, побеждают или принуждают друг друга, превосходят друг друга или оказываются слабее других и по этой причине терпят ущерб или даже прекращают свое существование. Тут, если не затрагивать наиболее глубоких оснований, в феноменологическом отношении все совершенно очевидно и, значит, неинтересно. Речь пойдет о силе, то есть о применении силы как насилия в качестве функции и прерогативы государства, в основном в виде контроля и управления, и о связанных с ней интересных модификаций этой темы. Обе разновидности силы, правда, друг с другом связаны, но вторая первична, а потому намного более важна.
Всем давно и хорошо известен тезис о монопольном праве государства на применение силы. Это право естественным образом следует из того факта, что государство — не единственный, но верховный, предельный организатор и регулятор жизни народа, преобразующий ее природный хаос, энтропию в формы определенности, негэнтропии. Конечно, есть первичный уровень такой определенности — микроколлективы (семья, рабочий коллектив и т. д.), который относительно независим от государства, потому что отношения в таких самых малых коллективах складываются преимущественно на основе традиций, сравнительно мягко выполняющих силовую, принудительную функцию. Но народная жизнь как целое необходимо требует государства с его силовой функцией и без него, вопреки теории анархизма, в принципе невозможна, даже если народ будет состоять сплошь из профессоров — многих миллионов профессоров обоего пола. Большие коллективы, а в особенности при сильно рассеянном населении, как в России, неспособны к полной когерентности составляющих их индивидов, к их массовой самоорганизации и саморегуляции.
Любая организация, в том числе и регуляция уже организованного, изначально предполагает применение силы в какой бы то ни было форме. Поэтому любая деятельность государства так или иначе требует применения силы. Не надо думать, будто у государства есть «собственно» силовые функции (армия, полиция и т. д.), а кроме них еще и какие-то другие функции, никак не связанные с применением силы. Таких, не силовых, функций у него нет и быть не может. Любой закон, даже в самых «мирных» и невинных сферах, например, в здравоохранении, информационной политике или дошкольном образовании, уже сам по себе есть применение силы, поскольку допускает одно и строго не допускает другого (не допускать, запрещать — это и значит применять силу). Любая текущая деятельность государства, реализуемая посредством указов и т. д., согласованных с законом, тоже есть применение силы, а уж не согласованных с законом, что время от времени все же бывает, — и подавно.
Если государство соблюдает собственные законы, оно, разумеется, применяет для этого силу, а если не соблюдает, даже нарушает их бессовестным обманом (например, в сфере выборного законодательства) или если устраивает чехарду законов, лихорадочно вводя новые, нужные, к примеру, только отдельным частным лицам или их группе ad hoc, вместо совсем свежих прежних, оно, разумеется, тоже применяет силу. Исключение из этого правила — отсутствие нужных для жизни законов, допущенное законодателем не по злому умыслу, а просто по глупости и халатности: непреднамеренное неприменение силы, говорящее, безусловно, о низком качестве инертного, неповоротливого государства.
Одним словом, государство кругом применяет силу, оно само есть сила и больше ничего. Оно всегда создается силой, и его существованию кладется предел силой; все лучшее и все худшее в нем тоже создается силой и только силой. А вот оказывается ли оно достаточно большой для подлинной оптимизации общественной жизни силой, избыточной или дефицитной в этом отношении — это другой вопрос, заслуживающий самого пристального рассмотрения.
Но вот парадокс, ради обсуждения которого я, в частности, и пишу этот очерк: есть сферы общенародной жизни, где государство не применяет силу, прямо отказывается от ее применения, закрывая глаза, не замечая или даже поощряя тем самым разного рода новые или воскрешенные старые массовые явления разного характера, но в основном негативные, обессиливающие народную жизнь. Оно откровенно бездействует, хотя обязано действовать самым активным образом. Это происходит и в странах Запада, и у нас в России, где политическая система вообще и законодательная сфера в частности все еще строится по западным образцам. Правильно ли оно действует там и тогда, где и когда действует, — это другой, сложнейший и неизменно злободневный вопрос, обсуждавшийся всеми возможными сторонами на протяжении всей истории человечества и постоянно, со всем ожесточением, обсуждающийся, разумеется, и сейчас, гласно или негласно, открыто или прикровенно.
Такое же ожесточение уместно и здесь, где во что бы то ни стало нужно начать наконец решать вопрос о бездействии государства. Очень часто оно проистекает просто-напросто из глупости или инертности властей, которые отстают от жизни вместо чтобы опережать ее, или выбирают сугубо неверные, ложные приоритеты вроде возвеличивания и поощрения «бизнеса» как всеобщего ориентира, предела мечтаний и окончательного образца всякой человеческой деятельности, туризма (с точки зрения интересов все того же бизнеса, а не души), а также религии, профессионального спорта, «цифровизации» образования и цифровых игр, создавая равнозначные пустоте уродливые, болезненные наросты на теле народов, и еще многое другое.
Но столь же часто бездействие государства бывает преднамеренным и, стало быть, вполне осознанным, имеющим определенные конкретные цели, и тогда из бессилия оборачивается своего рода антисилой — негативной, разрушительной силой.
Бездействие государства первого рода, по глупости, представляет собой зияющие дыры в общественном коллективном сознании, в России — на фоне характерной общей бессознательности, хотя ей подвержено далеко не все российское общество. Но слабость, которую оно (бездействие) представляет собой, говорит о слабости общества в целом. Я не хочу и не буду приводить примеры, скажу лишь, что это отсутствие разумных запретов того, что должно быть запрещено во что бы то ни стало; современный читатель и сам поймет, о чем идет речь. Но, максимально обобщая, сформулирую следующую мысль: эти дыры в целостном поле человеческой деятельности сознательно или бессознательно ориентированы таким образом, что поощряют потребительскую сторону человека и подавляют его творческую сторону.
Это рассуждение имеет непосредственное отношение к теме судеб человеческой цивилизации в целом. Чтобы начать ее очень краткое рассмотрение, оттолкнусь от мыслей, высказанных Дмитрием Фьюче в статье «Советский Союз как прообраз будущей мировой цивилизации»[1]. Он пишет:
«…В своих размышлениях мы используем наработки цивилизационного исторического подхода, однако с фрактально-топологическим пониманием мировой цивилизации как сложного, но единого процесса формирования расы Homo sapiеns на нашей планете. Концепции Данилевского и Шпенглера дали немало прозрений и материала для нашего направления мысли, однако в них отсутствует, собственно, сама разумная идея развития мировой цивилизации в топологии исторических событий. Ведь, рассматривая отдельные исторические цивилизации как подобие живых организмов, которые рождаются, проживают свое время, отцветают и умирают, эти концепции, с одной стороны, описывают их фрактальный принцип подобия, но с другой, что самое главное, не указывают на их внутреннюю топологическую взаимосвязь как единой мировой цивилизации, в которой всегда господствует дух расы Homo sapiens. Мы же этот господствующий дух расы Homo sapiens видим и понимаем отчетливо согласно нижеприведенной фрактально-топологической линии переходов в общемировом историческом процессе.
Античная Греция (топология перехода и влияния со стороны древневосточных цивилизаций). Начало: модель подражательной критско-микенской и эгейской цивилизации, сформированная под влиянием цивилизаций Древнего Востока и Древнего Египта. Гибель эгейской цивилизации под ударами дорийских орд. Темные века. Лигаристические (спартанские) союзы древней Спарты. Становление античной модели цивилизации и ее расцвет в античной Греции. Возникновение македонской империи как буферной модели цивилизации, её упадок и распад.
Античный Рим (топология перехода и влияния со стороны греческой античной цивилизации). Начало: период варварства – италийские племена. Сильное влияние античной Греции. Лигаристические союзы (курии и легионы) Рима. Окончательный распад античной греческой цивилизации под ударами Рима. Становление римской модели мировой цивилизации, её расцвет и упадок. Возникновение Византийской империи как буферной модели цивилизации, её упадок и распад.
Западная Европа (топология перехода и влияния со стороны античных моделей цивилизаций Древней Греции и Рима). Начало: период варварства – племена галлов, германцев, англосаксов. Попытка их вовлечения в систему Римской цивилизации. Гибель Римской империи под ударами германских орд. Темные Века. Лигаристические союзы (рыцарские ордены) в Западной Европе. Становление западноевропейской цивилизации, её расцвет и начало упадка. Усиление США, как буферной модели цивилизации и ее переход в состояние псевдоцивилизации в наше историческое время.
Россия (топология перехода и влияния со стороны западноевропейской модели цивилизации). Начало: период варварства — славянские племена Киевской Руси и Московского государства. Сильное влияние западноевропейской цивилизации. Становление, расцвет и гибель подражательной Российской империи под ударами внутренних большевистских масс. Лигаристические союзы (большевиков) СССР, усилившихся и окончательно сформировавшихся во время Второй мировой (Отечественной) войны. Становление Советского союза и «социалистического лагеря» как прообраза новой будущей модели мировой цивилизации. Очередной удар разрушительных, на этот раз псевдолиберальных масс в России – «перестройка», разграбление государственной собственности СССР, новое погружение России в современное варварство и попытка выхода из него. СВО на Украине как пробуждение нации и возникновения условий для восстановления лигаристических союзов России».
Эти стимулирующие указания позволяют заключить следующее (сформулирую здесь впервые и совсем коротко). Всякая человеческая цивилизация как определенный нормализованный практический уклад жизни, набор практик, обеспечивающих минимум стабильное материальное существование той или иной этнической общности, максимум — ее развитие и экспансию, и — иногда, при определенных исторических обстоятельствах, — складывающаяся на основе цивилизации культура как иерархия духовных (позитивных, самоопределяющихся) форм, в частности ценностей, изначально возникают в качестве духа и в результате его работы, то есть в качестве мужского, а именно негэнтропийного начала, и никак иначе возникнуть не могут.
Цивилизация — первичная, низшая ступень организованного обживания человеком мира (нулевая ступень обживания человеком мира — жизненные уклады застывших в изначальном состоянии и не развивающихся первобытных сообществ), культура — высшая ступень цивилизации, достижимая лишь напряжением всех сил уже цивилизованной нации. Цивилизация всегда выстраивается на основе общего чувства жизни со стихийными, «естественными» ориентирами, связанными с ее главной задачей — обеспечить материальное благополучие и защиту от внешних угроз, то есть спокойное, безбедное существование, а по возможности и экспансию вовне. Цивилизация — это комфорт и удовлетворенность собой. Культура, в отличие от цивилизации, ставит перед обществом цели, выходящие далеко за эти пределы, что требует немалого напряжения душевных и умственных сил, — это, говоря в общем и целом, самопознание и познание, определение места человека в иерархии мира. Культура — это принципиальная проблематичность жизни и постоянное движение за духовные горизонты.
Цивилизация может существовать без культуры — тогда ее активная историческая жизнь будет коротка (скажем, империя монголов в аутентичной фазе просуществовала примерно два века) или зависима от других, более мощных, наделенных культурой цивилизаций, оставаясь при этом уже чисто «растительной» (скажем, та же монгольская цивилизация — от китайской и русской). Государство — одно из порождений цивилизации, и притом одно из первых. На ступени культуры оно еще ни разу не бывало; разве что Советское государство 20—30-х гг. сделало такую робкую попытку, но она сорвалась под напором стихии потребления, охватившей советские народы.
Цивилизация может и породить культуру — тогда она существует дольше и более осмысленно, хотя и более рискованно. Увы, все такого рода цивилизационно-культурные исторические образования, комплексы тоже не вечны — в них сначала вырождается культура (см. ниже), а затем они неизбежно гибнут именно по этой причине (вырождения и смерти культуры). Возможны исторические процессы возрождения или перерождения погибшей, казалось бы, культуры на теле все еще продолжающей свое существование цивилизации (благодаря, например, наличию ядерного оружия и остающихся запасов духа, чтобы при вынужденной необходимости его применить, — не наш ли, русский, это случай?).
Вернемся к динамике цивилизационных циклов (зарождение в мужских союзах — расцвет — упадок — гибель). Чистым духом сыт, доволен и защищен не будешь, поэтому ему, духу, с самого начала приходится усиленно заниматься созданием, с одной стороны, знаний и практических приемов человеческой деятельности, обеспечивающих материальное существование, а с другой — общих ориентиров жизни, а именно искусно подобранных идей и символов. В таких ориентирах, то есть в культуре, поначалу остро нуждаются массивные, многочисленные, и притом оригинальные, не зависящие от других, этносы.
Почему же мужское начало, изначальная аристократия духа мало-помалу уступает свое господствующее место плебейскому, женскому началу, а уж то, будучи энтропийным началом, и обеспечивает неизбежный закат и исчезновение сначала культур, а затем и цивилизаций? Аристократия, создав цивилизации, вольно или невольно порождает тем самым масштабный процесс потребления, и материального, и духовного, а потребление и есть всеразъедающая энтропия. Ее жертвой становится и сама аристократия, тем более что она всегда выполняет свою историческую миссию вначале, заложив основы цивилизации, — а дальше плебеи могут освоить нехитрое дело производства материальных благ уже и сами, и аристократия, а точнее, ее протеже с их высоким искусством, идеями и ценностями оказываются ненужными.
Вместе с аристократией, поддавшейся энтропии потребительства, исчезает и культура, извращаются и деградируют ценности, теряются ориентиры и настают «темные века». Цивилизация, лишившаяся высшего духа и смысла культуры, умирает. Она вырождается сначала до своей нулевой ступени, дикарства, а потом и до его активной низшей формы — варварства. С западной цивилизацией это происходит на наших глазах[2].
Тот же процесс можно изобразить, пользуясь понятиями и терминами глубинной истории: вырождение изначально живого объемного сознания, питающегося от корней бессознательного, в пустой, чисто инструментальный и односторонний разум в отвратительном лице практического рассудка, нацеленного только на потребление и неспособного к творчеству. Европейская психическая матрица как глобальный фон идущих на Западе процессов ведет человечество к смерти, имя которой — ничем не ограниченное потребительство.
Только высшая культура, которая сможет преодолеть потребительскую стихию в своем обществе, способна обеспечить непрерывное продолжение жизни человечества как восходящей ветви эволюции. Государство, в том числе и нынешнее российское, которое бездумно, своей силой и своим бессилием ориентирует общество на потребление, когда-нибудь приведет народ к гибели.
Что же мы видим в итоге? Исторические циклы, воспроизводя одну и ту же схему рождения и гибели с превращением мужского начала — духа, в женское — материальное потребление, подозрительно сильно напоминают пресловутое колесо самскары. Только агентом «зацикливания» в случае цивилизаций выступают не «желания», которые необходимо погасить, чтобы приобщиться к нирване и выйти из колеса перерождений, а безудержное потребительство, в нашу эпоху — как следствие полной нигилизации (оничтожествления) человечества, потребительство, всякий новый раз ведущее цивилизацию и культуру к вырождению и смерти. (Типологическое или даже архетипическое сходство здесь очевидно.) А уж агент стихии потребительства — прежде всего торгаш (делец, «предприниматель»), и прежде всего «торгаш в квадрате» — банкир, не знающий своего естественного места, а именно взгромоздившийся на вершину социальной пирамиды. Если оставить его там, если не указать ему его куда более низкое истинное место, то он, торгаш, сам о том не ведая, неизбежно приведет человечество к концу.
Главная угроза не только для цивилизации и культуры, а для существования человечества вообще — не ядерное оружие, не пандемии, не мифический «искусственный интеллект», не сомнительное глобальное потепление, а бесконтрольное потребление как глобальная и, в сущности, единственная цель. Чтобы избежать этой смертельной угрозы, необходимо не просто количественно ограничить и активно контролировать свободу потребления, но качественно переориентировать человечество на другие, более высокие, созидательные цели, открыть для него путь к возрождению духа, а именно культуры.
Что же можно и должно сделать? Ответ у меня лишь один — взять сырую человеческую массу в умные, умелые руки и вылепить из нее лучшее изваяние человечества по образцам лучших идей от Платона до Маркса и, возможно, дальше.
Ноябрь 2023
[1] См.: https://uzarya.ru/video/dmitrij-fyuche/sovetskij-soyuz-kak-proobraz-budushhej-mirovoj-czivilizaczii.
[2] Мужское начало, мужские союзы, если посмотреть на недавнюю историю невнимательно, рассеянно, могут стоять и в конце цивилизационных циклов — таков, казалось бы, случай немецкого нацизма. Но он был в лучшем случае отчаянной, «псевдоморфозной» попыткой немецкой цивилизации удержаться на плаву перед тем, как пойти на дно. Нацизм быстро и окончательно погубил сначала немецкую культуру (впрочем, и без того обреченную), а затем и цивилизацию, принципиально будучи варварством. Его общей целью было потребление, расширение потребления (конечная цель «завоевания жизненного пространства»).